Шрифт:
Annotation
Размышления стареющего императора Николая I на тему любви и власти, совершенных ошибок, возможности искупления. Эти размышления проходят на фоне реинкарнации императора в теле профессора исторического факультета Кузнецова, который пытается понять сущность жившей некогда личности, отыскать в нем черты не столько государя, сколько живого человека.
Красин Олег
Красин Олег
ПРОГУЛКА
повесть
Moi j'errais tout seul, promenant ma plaie.
Я шел, печаль свою сопровождая.
(пер. Ариадны Эфрон)
П. Верлен. Сентиментальная прогулка
1.
Листва была влажной, тяжелой. Желтые листья побурели в некоторых местах, то ли от сырости, то ли потому, что просто умирали, оторвавшись от веток, некогда даривших им жизнь. Листья лежали небольшими плотными кучками вдоль прогулочных дорожек и проказливый ветер, дувший с Балтики, их совсем не шевелил, пролетал, будто ему не за что было зацепиться.
Ветер кружил возле высокого шпиля Адмиралтейства, вокруг матово блестевших вдали золотых куполов Исаакиевского собора.
"Непорядок, дворники совсем не убирают! Надо попенять Шульгину", -- недовольно подумал император о своем генерал---губернаторе, неторопливо шагая по дорожке, засыпанной рыжевато-коричневым мелким песком.
Дорожка, как и все вокруг, была влажной. Наверное, поэтому высокие черные сапоги Николая Павловича не запылились, и глянец на них сохранил свой яркий блеск, словно император только вышел из парадной двери Зимнего дворца.
Вообще, Николай любил выглядеть представительно, красиво. Все способствовало этому: и высокая статная фигура в офицерском мундире, и значительное лицо с прямым римским носом, и строгий, величественный взгляд.
Император нравился самому себе.
Как-то раз он подошел к одной из придворных дам и, сняв головной убор, показал ей себя со всех сторон. "Ну как, красив?" -- осведомился он. Кажется, это была Доли Фикельмон. Ребячество! Конечно, ребячество! Но ведь и он был тогда молод, дерзок, напорист.
А какой фурор он произвел в Англии, отправившись туда с визитом в двадцатилетнем возрасте, будучи ещё великим князем? Ему передавали оценку гофмейстерины принцессы Шарлотты леди Кэмпбелл, недвусмысленно заявившей, что молодой Николай дьявольски хорошо собою и будет одним из красивейших мужчин Европы.
Да, ему всегда хотелось покорять прелестных девиц и дам, но покорять, не пользуясь высоким положением государя. Нет, это было бы неинтересно и скучно.
Позднее он начал лысеть, что доставляло ему большое огорчение. Пришлось придумывать всякие ухищрения, уловки, и несколько лет он носил небольшой парик -- "тупей", с которым время от времени происходили неприятные конфузы. Как-то раз на балу, выполняя сложную фигуру, император недостаточно низко присел и одна из дам случайно задела тупей локтем. Тот слетел, и ему было досадно.
Как хорошо, что эти времена прошли! Когда у наследника родился первенец, его обожаемый внук Николай, то император перед строем кадет скинул ненавистный парик, избавился, как освобождаются от докучного ярма.
"Я дедушка!" -- весело крикнул он, ибо теперь не было нужды прятаться от наступающей старости, стыдиться её. Ведь старость он всегда связывал с физической и умственной немощью, с невозможностью полностью отдаться желаниям, жить, не ущемляя себя ни в чем, особенно в амурных делах.
Стариков не любят женщины, и тут особо не поспоришь. Но разве можно было представить его, императора великой России, бессильным, больным рамоликом, согбенным под тяжестью пролетевших лет?
Его тело, тело немолодого мужчины, которому скоро исполнится шестьдесят, было еще достаточно сильно и крепко. Он возвышался, словно дуб посреди империи и плечи этого дуба уверенно держали на себе не только всё монаршее семейство, с братьями, сестрами, детьми и приближенными, он держал на себе всех: сановников, армию, миллионы дворян и крестьян. Держал и не гнулся. Он находил время для всего, вникал во всё, ни одна мелочь не проходила мимо.
Тело и дух его были здоровы, а это он считал главным. Может быть, ежедневные приемы с оружием, которые делались им всегда, независимо от погоды, независимо от телесного и душевного состояния, позволяли стойко держаться и переносить невзгоды? Наверное! Но не в этом заключалось главное.
Иногда ему казалось, что он хорошо подогнанный, функциональный механизм, через который Господь осуществляет свою волю. Механизм не может простаивать, не может спать, ему надо всё время двигаться в непрестанной титанической работе. Ему надо трудиться, чтобы не ржаветь и не ломаться. И этот ежедневный труд, это неутомимое стремление к постижению жизни закаляли дух императора, требовали от него железного здоровья.
Николай Павлович шёл вдоль здания Адмиралтейства, к видневшейся у входа полосатой караульной будке. "Поздний ноябрь, а еще не холодно", -- отметил он, тем не менее, плотнее запахивая шинель. Возле будки с караульным он остановился. Из неё выглянул испуганный молодой солдат Преображенского полка, худощавый, невысокий, посиневший на ноябрьском ветру.
– - Как звать?
– - нахмурившись, спросил император.
– - Лейб-гвардии преображенского полка рядовой Харламов, -- выкрикнул солдатик, округлив карие глаза.