Прогулка
Шрифт:
– - Я смотрел его формуляр!
– - вспылил император, переходя на повышенный тон, -- это не офицер, а танцор! Он не вылезал из гауптвахты за свою нерадивость. Не хватало ещё оказаться дрянью, и струсить перед пистолетом. Он будет предан суду. Я так решил!
– - Как угодно Вашему Величеству!
– - поклонился граф, опустив глаза вниз, на блестевший от воска паркет зала.
Отходя от внезапного гнева, Николай Павлович переменил тему.
– - Этот Трубецкой, кавалергард, не слишком ли назойливо оказывает внимание Александре Фёдоровне?
– - спросил он уж более спокойным
– - Надо признать, императрица очень впечатлительна и ей кажется, что она до нынешнего дня может внушать некие чувства молодым мальчикам. Вроде этого Трубецкого. Но мы-то знаем, что она уже далеко не девушка! Её покой надо оберегать, даже если она сама этого не понимает. Вы узнали что-то новое после нашего разговора?
– - Государь, -- вкрадчиво начал Бенкендорф, -- Александра Федоровна соблюдает все приличия, но в последнее время, становится очевидным её увлечение. Она проводит слишком много времени в окружении Трубецкого его приятелей по полку. Мне донесли, что пиит Вяземский в шутку называет их "красным морем" за цвет мундиров. Этот полк составляет некую партию в салонах, они любят розыгрыши, эпиграммы, эпатируют дам.
– - Нет ли в их поведении чего предосудительно?
– - нахмурился царь, -- партия? Что еще за партия? Эти партии потом заканчиваются бунтами и всяким непотребством.
– - В их действиях нет политики, Ваше Величество. Всего лишь пустое ребячество, забавы взрослых шалунов. В любом случае они находятся под нашим неусыпным надзором.
– - Хорошо! Так что с Трубецким?
– - Её Величество часто танцует с ним на балах, бывает в доме его отца.
– - Да, да!
– - нетерпеливо перебил его император, -- я это знаю. Вы прочли её записки, письма, что-нибудь, что может пролить свет на их отношения?
Александр Христофорович подошел ближе к императору, словно боясь, что сказанное им разнесется по пустынным коридорам дворца и достигнет чужих ушей.
– - Намедни Софье Бобринской она написала, что испытывает определенное влечение к молодому кавалергарду, чисто платоническое...
– - Вздор! Платонического влечения не бывает, особенно у женщин.
– - Но это так, -- мягко возразил граф, -- она называет Трубецкого "Бархат" из-за черных ресниц. Хочет видеть его как можно чаще возле себя. Она призналась также, что во время танцев с Трубецким в доме её отца у императрицы развязалась подвязка на одном из чулок и она почла это за некий намек...
Николай Павлович грозно нахмурился и подошел к Бенкендорфу, но больше за руку того не брал.
– - Намёк на что?
Александр Христофорович неловко отвел глаза в сторону.
– - Намек на будущую близость с кавалергардом? Так ли это?
– - допытывался император.
– - Я не могу утверждать, но...
Николай Павлович перебил графа, сочтя момент неловким:
– - Меня беспокоит этот детский роман, -- недовольно заметил он, -- императрица уже не молода, она часто болеет. В таком возрасте в голову может взбрести всякое, поэтому её надо оберегать от расстройства чувств. Кстати, о компании молодых кавалергардов я уже наслышан, ведь молодой Геккерн из этого же полка. Он вёл себя весьма по-свински и, хотя, Пушкина я не очень
– - Это так, но ведь и супруга Пушкина вела себя небезупречно. Она давала повод. В свете говорили, что она была в него влюблена, теряла голову.
– - Что за нелепость?
– - царь снова вспылил и раздраженно топнул ногой, -- Пушкина виновата в том лишь, что принимала его ухаживания, не пресекла их с твердостью и подобающими приличиями. К тому же, я думаю, у этого француза была иная связь. Не вы ли изволили сообщить мне о его увлечении Полетикой?
– - Скорее наоборот, Ваше Величество, это Идалия увлечена молодым кавалергардом. Они часто обмениваются записками, ведут себя как близкие друзья. Она уже посещала барона на гауптвахте, где тот дожидается суда.
Николай Павлович бросил с досадой:
– - Видите, у них же есть связь! И при том, так себя опрометчиво вести с чужой супругой! Это балагурство, это непростительное ребячество! Не удивлюсь, если узнаю, что и другие дамы в свете как-то отличали его. Вот почему так опасно их приятельство -- я говорю о Трубецком и бароне Дантесе-Геккерне. Сумасбродство заразно, оно опасно тем, что не приемлет границ благоразумия. Оттого, я полагаю, что отношения между моей женой и Трубецким, могут выйти за рамки приличия, особливо, если последний попал под дурное влияние француза.
– - Государь, мы этого не допустим! Графиня Софья Бобринская мой добрый приятель, она сумеет повлиять на Александру Фёдоровну.
– - Я опасаюсь, Александр Христофорович, что ваша графиня Софья и сама потеряла голову от романа с каким-нибудь кавалергардом. Женщины такие впечатлительные натуры! Офицерские мундиры влияют на них магически, тем более, красные мундиры кавалергардов. Скоро наступит масленица. Вы знаете, эти балы, эти поездки в санях -- амурных моментов будет предостаточно.
– - Потому, Ваше Величество, я приказал Орлову с Дубельтом безотлучно находиться при государыне.
3.
Приглушенное кашлянье вернуло Николая Павловича к действительности. Он шел за повозкой с телом, а за ним следовала похоронная процессия из случайных спутников, приставших по дороге.
Он оглянулся, но в серой плотной массе не увидел знакомых лиц. Дерюжка, покрывавшая останки покойника, времена шевелилась от тряски, и императору казалось, что покойник на самом деле не мертв, он просто прилег отдохнуть и укрылся с головой. Эта иллюзия вернула его мысли к Бенкендорфу.
"Бенкендорф? Причем здесь Бенкендорф?
– - задал себе вопрос император, -- граф умер десять лет назад на пароходе из Гамбурга в Ревель. С чего он мне привиделся?"
Однако ответа на свой вопрос не получил.
Что же он тогда совершил, в январе тридцать седьмого года? Не по его ли прихоти, скрытому желанию, состоялась дуэль, сделавшая Наталью вдовой? Не его ли волю исполнял добросовестный Александр Христофорович, когда направил жандармов в другую сторону?
Вопросы, вопросы... На них нет ответов.