Прогулки по Парижу. Правый берег
Шрифт:
– Он ведь грустный, Монмартр…
Мне показалось тогда, что она права.
Площадь Тертр окружена красивыми старыми домами, иные из них снабжены мемориальными досками, сообщающими, что вот в доме № 3 размещалась мэрия коммуны Монмартра, а в доме № б, в ресторане матушки Катрин, основанном аж в 1793 году, любили сиживать такой-то, такой-то и такой-то – весь цвет французской живописи.
Неподалеку от площади высится внушительный купол базилики Сакре-Кёр, которая строилась в конце XIX века, а освящена была в 1919 году. По мнению знатоков, базилика имеет много общего с перигорским собором Сен-Френ, но в общем-то является строением посредственным и неоригинальным. Большинству туристов базилика, впрочем, нравится – для них она такой же символ Парижа, как Триумфальная арка или Эйфелева башня. Зато неподалеку от базилики можно увидеть по-настоящему старую парижскую церковь Сен-Пьер-де-Монмартр (Святого Петра-на- Монмартре), освященную папой Евгением Третьим в 1147 году. Революция разместила в ней придуманный Шометтом Храм Разума, казаки, верные языческим военным обычаям, устроили в ней провиантский склад, и только в 1908 году в церкви, восстановленной Соважо, стали снова молиться
МОСКВОРЕЦКИЙ КВАРТАЛ
К северу от Монмартрского холма, близ северной границы Парижа, лежит малоизвестный квартал, который вполне неожиданно назван по имени речки, на берегах которой мне было суждено увидеть свет. Впрочем, начну с парижских газетных объявлений, которые сообщили тут как-то о выпуске в продажу первого диска рок-группы с интригующим названием «Москокидз» («Москвичонки», «Москвичата»). Газеты писали в связи с этим также об актах необычного парижского Сопротивления. Не того знаменитого времен войны, о котором во Франции написано так много, но другого Сопротивления, вполне скромного, хотя тоже весьма многозначительного, – Сопротивления квартала, носящего название Ла Москова.
Своим названием Ла Москова, то есть Москва-река, этот квартал обязан соседству с кольцом «маршальских бульваров» Парижа, а еще точнее, с бульваром Маршала Нея. Известно, что Ней, «храбрейший из храбрых» (как о нем говорили) наполеоновских маршалов (он же Красный Лев), отличился в сражении, которое у нас называют Бородинским, а во Франции – битвой на Москве-реке или Москворецким сражением. За храбрость, проявленную в этом славном кровопролитии, сын простого ремесленника из Саарской области маршал Ней получил титул «принца Московского». Было за что: французы потеряли в этом сражении тысяч тридцать боевого состава (в том числе и четыре десятка генералов), но, как справедливо указывают французские источники, «одержали победу», которая умножила, хотя и совсем ненадолго, славу великого маршала Нея. Русские потеряли в этом сражении намного больше, чем французы, но, как справедливо указывают русские источники, сражение это стало поворотом в ходе войны в пользу России. В конечном счете Наполеон был разбит, отрекся от престола, был сослан на Эльбу, а маршалу Нею король Людовик XVIII дал титул пэра Франции. Дальше, впрочем, все сложилось менее благополучно. Неугомонный Наполеон бежал с Эльбы и двинулся на Париж, а пэр Франции, великий маршал Ней, вместо того чтобы посадить «корсиканское чудовище» в клетку и привезти к королю, как приказал ему новый суверен, перешел на сторону старого хозяина, за что и был расстрелян 7 декабря 1815 года на авеню Обсерватории (рядом с нынешним кафе «Клозери де Лила» – там ему и памятник нынче стоит).
От всего упомянутого кварталу Москворецкой битвы (или попросту Москворецкому кварталу), прилегающему к бульвару Маршала Нея, досталось только название далекой российской речки. Сам квартал сложился гораздо позднее. Между остатками последних по счету оборонительных стен Парижа и насыпью окружной железной дороги, рельсы которой и нынче лежат здесь спокойно и безмятежно, стали в конце XIX века селиться новые парижане – разорившиеся французские крестьяне и ремесленники, разнообразные эмигранты (испанцы, португальцы, поляки, позднее, с середины нашего века, уже магрибинцы и прочие африканцы). Пригород служил трамплином, пересадочной станцией для новых парижан. Здесь происходила их интеграция, и она была в ту пору чаще всего успешной. Те, кто преуспел, перебирались ближе к центру. Как делили здесь земельные участки в ту пору, не очень понятно. К домику старались все же прирезать кусочек земли для огорода и сада. Жители квартала выращивали овощи и цветы на продажу, и нынешняя улица Бонз называлась тогда улицей Виноградников. Здесь изготовляли знаменитый сорт местного сент-оуеновского вина. Огородов здесь было тогда множество. Нынче остался один: семья из Алжира как-то ухитрилась удержать свой клочок земли. Национальностей тут тоже было великое множество, но никаких нацпроблем в квартале не наблюдалось: царил дух французской рабочей солидарности.
В квартале Москова между бульваром Нея и улицей Лейбница, как и на всех парижских окраинах, гремели в те времена простонародные танцульки-«генгет» по примеру монмартрских, только здешние были подешевле да играли на них цыгане, которые после закрытия окружной дороги стояли с кибитками на просторном пустыре, принадлежавшем когда-то военным. Самодельные домишки, составлявшие квартал Ла Москова, со временем уступили место большим доходным («меблированным») домам. Квартиры в них были мало-помалу выкуплены жильцами, так что теперь у каждого из домов по восемь или десять владельцев. Дома прочные, на постройку их шли камни от тьеровских укрепленных стен, вдобавок большинство домов были недавно реставрированы. А между тем еще и перед войной решено было все тут снести, объявив этот квартал «зоной реконструкции». Даже планы реконструкции уже были утверждены. Решено было снести 160 домов из 180. Отчасти этой его давней обреченностью объясняется и некоторая запущенность квартала. Симпатичная запущенность. Здесь можно забыть, что ты еще в Париже: словно попадаешь на улицу небольшого средиземноморского города. Через улицу перекликаются соседи. Ребятишки гоняют консервную банку посреди улицы. Распахнута калитка в садик… И никто, похоже, не боится (как боятся в центре Парижа), что нехороший человек будет приставать к детишкам с дурными намерениями или вдруг вломится в чужой незапертый дом: соседи-то на что, соседи присмотрят, если что. И новые люди тут все еще селятся. Приезжие, конечно. Мягко говоря, небогатые. Вон одна островитянка с Гавайских островов недавно поселилась – гляди, уже заговорила по-французски за три-то года. И мужем обзавелась. И детишками. Становится парижанкой… А в пустующие, брошенные дома вселяются, как водится в Париже, художники. Устраивают «коммуну». В мире парижских вольных художников среди их вавилонского столпотворения непременно попадаются русские…
Уничтожат ли бульдозеры улочки парижской окраины? Если не оказывать сопротивления, все поломают и все продадут (притом за большую взятку).
В общем, как вы поняли, колоритный это квартал – Ла Москова. Однако уже обреченный квартал. Где-то там на самом верху, в мэрии или еще выше, решили, что непременно должна грянуть реконструкция, что будут здесь большие бетонные дома, будет много машин, будет высокая плотность населения, стеклом засверкают офисы…
А это редколлегия журнала «Маленький Ней». Кто докажет мне, что эти люди менее симпатичны, чем те, что сидят в здешнем парламенте, делают карьеру «слуг народа» и отчего-то богатеют при этом? Так почему же эти люди должны хуже начальства знать, где им жить и как им жить?
– Архитекторы настроят перегородок, – пророчит здешний старожил Луи Бастен, сидя в своем запущенном богемном садике на улице Боне, в самом центре квартала. – Будет решетка перед каждым домом, код будет при входе за решетку, код у подъезда, код и домофон при подходе к лифту… Будет страх, и небезопасно станет, как везде. И люди не будут знать друг друга. И дети не будут играть во дворе… Наши-то выросли, не зная границы…
Луи Бастен вспоминает прошлое квартала, а мне вспоминаются при этом московские окраины моего детства – Останкино, село Алексеевское… В зрелые годы я видел, как раскурочили деревню Черепково на Новорублевском шоссе, деревушку у Речного вокзала, поселок у станции Переделкино, видел, как безжалостно вырубали старые сады… «Неумолимая поступь прогресса», – говорил мой старый друг, живущий нынче в суперпрогрессивном мерзко-провинциальном Бруклине. Но вот я слушаю здешнего Луи Бастена, и мне начинает казаться, что, может, он не так уж не прав, этот Бастен из парижского Москворечья. И впрямь, всегда ли прав асфальтовый каток прогресса, не щадящий ни наших кладбищ, ни наших корней, ни нашей истории? И кто эти люди из мэрии, которые все знают лучше, чем исконные жители этих мест? Впрямь ли они так умны, так неподкупны, так озабочены всеобщим благом, эти люди? Вот, скажем, реконструкцию квартала Ла Москова отдали какой-то богатой фирме «Семавип». Прошли годы, десятилетия, дома все рушат и рушат, но ничего пока не построено. И генеральный директор этого «Семавипа» месье Кемар уже сел в тюрьму за взяточничество и присвоение казенных средств (судя по ежедневным газетным сообщениям, это явление почти столь же распространено на берегах Сены, как и на берегах Москвы-реки). Ну хорошо, построят они башни, уничтожат последние сады и чудный дом стиля «ар деко», украшенный фаянсовыми плитками с росписью самого Пейракии, утроят население квартала, дадут еще семь тысяч метров конторам (их и так немало пустует в городе), выселят последние двести семей… Но зачем? Разве градостроители сами не ищут нынче последних островков тишины в Париже? Разве, задушенные потоками машин, они не мечтают теперь снова о былых трамваях и маленьких поездах окружной дороги, которые так спешили убрать?..
Музыкант Либерто Планас дает москворецким детишкам уроки музыки и сам изготовляет музыкальные инструменты.
Не меня одного мучат эти сомнения. Парижские «московиты», двести семей, живущие вокруг улицы Боне, вдруг взбунтовались. Они решили не мириться с «неумолимым ходом» бетонного прогресса. Они создали «Ассоциацию борьбы за квартал Ла Москова» и начали выпускать свой журнал «Маленький Ней». Там все было про них – история здешних улиц, политика, местная жизнь, даже стихи. Сижу, читаю…
Вот какая-то Анна вспоминает, как всю прошлую неделю было солнышко, а она была на работе. Но вот суббота. Можно выйти во двор. Однако идет проливной дождь. Что ж, видно, и солнышку нужен отдых, решает Анна. Анна подождет, потерпит… Ведь здесь понимают, что такое усталость. Умеют терпеть. И, как выяснилось, здесь умеют постоять за себя. У «москвичан» сразу нашлись союзники – повалили со всех сторон. Двенадцать мавританских ребятишек создали рок-группу «Москокидз» – «Москвичата». Они поют в стиле «регги» на взрывной смеси здешнего уличного арго и школьных словечек. Поют про свой Москворецкий квартал – о том, что он должен жить. Они имеют успех. Престижная фирма «Барклай» только что выпустила их диск. Младшему из певцов четыре года, старшему – 12. Живущий здесь художник Ди Роза снял даже видеоклип с «Москвичатами»… Художников, музыкантов, артистов в квартале вообще много. Испанец Либерто Планас, например, ведет здесь музыкальную студию и сам мастерит инструменты редкостной красоты. Активисты из журнала «Маленький Ней» познакомились на улице с фотографом. (Он оказался русским.)