Прогулки с бесом
Шрифт:
Глава 58.
Первое упоминание Латвии.
На начало войны у отца было два друга: с одним связывала работа до войны - трамваи гоняли и верили в бога:
– "Без бога - ни до порога"!
– с другим - только работа. Другой не был атеистом, его скорее стоило бы именовать "крепко сомневающимся"
Имя сомневавшегося друга в божьих промыслах Василий с отчеством "Васильевич", а отец звал
На дачу прозвищ мы способный и талантливый народ, прозвища, кои взаимно клеим, могут быть любыми. Много за семь десятков лет слышал прозвищ, но прозвище отцова друга "Крайродной" - было единственным, редким, красивым и точным.
Прозвище "Крайродной" Василий Васильевич получил за великую любовь родного города. Это был большой патриот города, и, никаких иных мест за чертой не признавал. Пускал кого Крайродной в свою большую любовь расспросить по своему малолетству Василия Васильевича не мог.
На "большую советскую родину", коя к тому времени простиралась "от моря и до моря", у Василь Василича любви не оставалось, а по размерам он был больше отца.
Не все крупные телом люди в такой же степени наполнены любовь места появления в свет, как Крайродной, и загадку большой любви в большом теле никто до сего времени не выяснил.
– Бесяра, друг, сделай меня медиумом на малое время?
– Чего хотел?
– Войти в общение с душой Василия Васильевича и вопрос задать: "чего не перебрался в стольный град молодым, чего сидел в провинции"? В столице мог стать большим человеком?
– Объяснение в прозвище "Крайродной", чего ещё нужно? Край Родной был выше любого положения в стольном граде, не мог человек разорваться на две части.
Полностью, без остатка, отданная родному краю любовь превращалала Василь Васильич в однолюба до такой степени, что не знал человек сколько республик втиснуто в "страну саветов", а о калмыках говорил:
– У них глаза узкие...
Сегодня принудительная любовь сошла на "нет" и никто "свыше" не заставит меня любить и считать "дорогими друзьями" неизвестных обитателей планеты "Бета Проксима", или жителей Кавказа...
Газет Васильич не читал, о "советских социалистических республиках" знал понаслышке, а если что-то и знал, то всё едино прекраснее родного города ничего не было:
– Край родной!
– вздыхал человек и никто ему не возражал.
Сомневающихся в любви к родному краю рядом не находилось, и два слова в его исполнении заменили ему фамилию в местах, где без фамилии можно было обойтись: "место трудовой деятельности".
Наиболее частое упоминание "края родного" у него начиналось после
Поведение граждан, потреблявших и употребляющих "белую головку", не меняется с древности и до настоящего времени. Думаю, что ничего не изменится и в будущем: кто-то будет затевать пустые споры с дракой в финале, кто орать глупые песни, а иные - плакать...
К прославлению "края родного"Василь Васильич приступал без единой музыкальной ноты, но со слезой.
"Белая головка" - название бутылки водки, запечатанная белым сургучом
Просто и понятно: "белая головка", спутать ни с чем нельзя.
Да, дорогой читатель, "услада сердца мужского" в недалёкой древности опечатывалась, на манер почтовых отправлений, сургучом. Обычным, им идо сего и до сего времени пользуются почтовые работники, а белый сургуч увенчивал посудины с напитком "Смирновская".
Помню посудину, видел её, но по малости лет вкусить содержимое не позволяли:
– Мал ещё... успеешь...
Васильевичу и отцу хватало одной "посудины": первому - для впадения в экстаз с исполнением "гимнов" о "крае родном", отцу - чтобы "осоветь".
По малости лет своих и знаний, не мог задать вопрос Краюродному:
– Что такое для Вас "край родной"? И что сокрыто в двух ваших вечных словах? Мой монастырь - да, вот он, родимый край! Город в двух километрах от монастыря - и это родимый край, но город от меня дальше, поэтому и любовь к нему чуть меньше монастырской. А как далеко простирается для тебя "край родной", Василий Васильевич? И где он заканчивался? Ведь к тому времени, когда начали войну, и Прибалтику для тебя сделали "краем родным", но ты в этом крепко усомнился. Почему ты сомневался в своём родстве с Ригой, а твой соотечественник, Кузьма Петрович Лапердосов - нет? Лапердосовы с радостью приняли Прибалтику в "братский союз советских народов", для них Латвия стала "нашей" вмиг и без раздумий, а ты продолжал сомневаться и отказался "родниться" с латышами!? Ну, не вражина ли после этого!? Отчего и почему "пёр супротив усего народу"? "Все, как один" приняли Прибалтику "в братский союз народов", а ты - нет! Нехорошо, Василий Васильевич, не патриотично, не по-советски! Разве не помнишь, как "все совецкие люди с восторгом и блеском в глазах" заявляли:
– "Моя родина - союз советских..." - и далее? И Западная Украина твоей "родиной" в одночасье стала, а ты спал и не догадывался? Полтавщина,
Донбасс и Харьков - молчу, считай, продолжение России, роднее этих мест ничего иного в целом мире не было. А сегодня? Гляди-ко, куда всё повернуло! На сегодня вокруг нас проживают в сплошь "националисты" и наваливается сомнение: "а не обладал ли ты, Василий, даром глубокого, на десятки лет вперёд, предвиденья не слабее какого-нибудь Нотр-Дама? Нострадамуса, то есть? Было открыто тебе, какими соплями кончится "великое братство народов" с названием "советский союз"? Знал и молчал потому, что не доверял своему дару? Или не сумел "документально оформить" предсказания?
Не во время ушёл из этого мира! Иначе бы увидел, как "устремлениями руководящей и направляющей силы страны" твой "край родной" чуть-чуть не разросся до границ с Большими Крокодиловыми островами! Это вполне могло произойти: "верха" твёрдо верили, что "мировой пролетариат", в том числе и на Больших Крокодиловых островах, не захочет дальше терпеть "кровопийц-империалистов" и не сегодня, так завтра - непременно свёрнёт им шеи!
Что на место свёрнутым-свергнутым придут другие и "всё опять повторится сначала" - "освобождаемые" и в страшных снах допустить не могли: свергнувши своих кровопийц-эксплуататоров с "распростёртыми объятиями" принять чужих, но "лучших" эксплуататоров. Как иначе, что всяким прибалтам оставалось делать? Только "объединяться в братскую семью советских народов, великую, могучую и непобедимую"! Вот так-то!