Проходимцы
Шрифт:
Томас рефлекторно потянулся к карману, но остановил себя.
– Какие у меня гарантии?
– Что? – не понял Чарли. – Черт, ну мое слово, какие еще я могу гарантии дать?
– Давай я дам тебе двадцать пять оливеров сейчас, а еще двадцать пять – когда попаду сюда вечером? – предложил Измеритель.
– Нет, парень, пятьдесят сейчас – или ничего не будет, – уперся Чарли. – Вечером мне надо будет подкинуть не только охраннику, а я не хочу платить за тебя из своего кошелька и гадать, придешь ли ты или нет.
– Но
– Да мало ли… Я тебя как бы впервые вижу.
– Как и я тебя.
– Пятьдесят сразу – или ничего не будет, – холодно повторил бармен.
«Вот уперся…»
– Ладно, по рукам, – нехотя сказал альбинос.
Снова зашелестели купюры в кармане, и вот на стойку легла еще одна из них, голубая, как небо над летним Вандерсайдом. Томас никогда не считал деньги «вещью в себе» и сейчас переживал не за сотню, отданную бармену, а за то, что Чарли его подведет или обманет.
Просто… ну почему бы не надурить альбиноса, взять у него деньги и ничего не делать? Куда он пойдет, в полицию? Да его там даже слушать особо не станут.
– Ну давай тогда, подходи к половине восьмого, – сказал Чарли. – Как тебя там зовут?
– Томас.
– Отлично, Томас. Я скажу, чтобы тебя пропустили.
Чарли протянул альбиносу руку, и тот осторожно ее пожал. Ладонь бармена оказалась довольно грубой на ощупь – наверное, из-за воды, в которой он постоянно мыл стаканы: увы, никакое чародейство не могло до конца очистить реку Мэдди от помоев и отходов алхимических лабораторий.
– До вечера, – сказал Томас, торопливо убирая бледную руку в карман.
Чарли чинно кивнул, и альбинос, ответив тем же, пошел к выходу. Когда он уже почти достиг арки, внутрь заглянул Салли. Из угла рта вышибалы торчала дымящаяся сигарета.
– Ну что, нашелся твой Патрик? – спросил бугай.
Из-за дыма его лица практически не было видно – только кончик сигареты чуть подрагивал, когда Салли говорил.
– И да и нет, – туманно ответил Томас. – Но я определенно узнал, что хотел.
– Да? – помедлив, ответил Салли. – Ну пошли тогда, провожу тебя до выхода. Рамку я пока отключил, так что иди смело…
– Спасибо.
– Да было бы за что.
Когда они достигли главной двери, Салли негромко осведомился:
– Он с тебя денег не брал? Ну за информацию о твоем ненаглядном Патрике?
– А это важно? – покосившись в сторону вышибалы, спросил Измеритель.
– Просто интересуюсь, – туманно ответил бугай.
– Спроси у него сам, – помедлив, произнес Томас.
Заслышав это, вышибала недобро сверкнул глазами – ответ Измерителя ему явно не понравился. Томас уже морально приготовился к тому, что Салли сейчас впечатает его в стену и пригрозит разукрасить бледную физиономию в синий цвет, если альбинос продолжит юлить, но вместо этого великан сказал лишь:
– Спрошу. А ты проваливай, пока шеф тебя не засек.
«И снова шеф,
– Иду-иду.
Отворив дверь, Томас вышел из бара. Уже оказавшись снаружи, на безлюдной улице, он позволил себе облегченную улыбку.
В кои-то веки все для него складывалось неплохо.
«Может, это потому, что я наконец-то начал что-то делать? Говорят же, что везет тому, кто везет…»
И верно: раньше Томас просто плыл по течению, походя не слишком охотно обменивая свой проклятый дар на оливеры и копя деньги… на что? На грандиозные похороны, чтобы все нормальные обзавидовались, когда его гроб с помпой пронесут через город и зароют в самом центре старейшего кладбища Вандерсайда? Или, может, на новую квартиру в хорошем районе, рядом с лучшими из горожан?
«Ерунда это все. Никому не нужная ерунда, и только».
Благодаря случайной встрече с Ребеккой у Томаса появилась настоящая цель. И пусть девушка пыталась убедить его не меняться в угоду обществу, он настолько устал от косых взглядов и постоянного унижения, что готов был отказаться от своего естества ради спокойной размеренной жизни. Такой, как у Чарли или Салли. У Патрика (теперь). Да у той же самой Ребекки, души не чаявшей в «странных» альбиносах, но слабо представляющей, что же это такое на самом деле – быть другим.
Погруженный в мысли, Томас побрел от бара прочь. До восьми часов было еще далеко, а потому Измеритель решил отправиться домой и немного вздремнуть перед вечерней вылазкой.
«Хотя… может, к Ребекке забежать? – вдруг подумал альбинос. – Съесть чего-нибудь… ну и поболтать немного. Потом ведь, если с Патриком выгорит, она, наверное, и здороваться-то со мной не захочет…»
– Опомнись! – поймав на себе рассеянный взгляд Томаса, воскликнул уличный «проповедник».
Он стоял на том же самом месте, что и раньше, и с прежним неистовством призывал людей отказаться от магии. Настроение у Измерителя было хорошее, а потому он улыбнулся и, выдернув из кармана десятку, бросил ее в ржавую банку уличного крикуна.
– Спасибо! – радостно возопил тот. – Спасибо, парень! Поверь, твои деньги пойдут на благое дело сохранения магии!
Томас улыбнулся еще шире: от «проповедника» за милю разило перегаром, поэтому судьба оливеров, попавших к нему в банку, была предрешена.
Решив, что и так уделил бородачу достаточно времени, Измеритель продолжил было свой путь, когда его окликнул до боли знакомый голос:
– Эй, Холтон!
Томас замер. Он как будто во вчерашний день вернулся. Оглянувшись через плечо, Измеритель увидел, как к нему быстро приближается чертов ублюдок Стивен. И на сей раз на лице чертова ублюдка Стивена не было его чертовой ублюдочной улыбки. Хмурый, как небо вечером в тоскливом ноябре, «стервятник» явно больше не собирался тратить время на долгие и бессмысленные уговоры.