Проходная пешка
Шрифт:
Рука, лежавшая у нее на груди, поползла вниз, нащупала мягкий округлый живот, пальцы расправились, двинулись дальше, и Белла поняла - Рейкс пробудился и знает, что она проснулась тоже. Он повернулся, нежно притянул ее к себе, не переставая властно гладить руками; взял за правое колено, закинул ее ногу на себя. Вожделение, с которым он ласкал Беллу, вызвало в ней ответную страсть - и вдруг, как по мановению волшебной палочки, он вновь овладел ею, но теперь нежно, совсем не так, как раньше. Белла почувствовала, как распускается, словно цветок с влажными лепестками, и, надолго уносясь в пучину забвения, ощутила, что он следует за ней, любит ее…
На другой день, в воскресенье, Рейксу надо было возвращаться в Девон, однако он остался с Беллой. Ночь они снова провели вместе,
Глава пятая
Рейкс взял в поезд утренние газеты. В воскресных номерах о нападении на склад не было ни слова, а сегодня об этом сообщалось уже на последних полосах как о пустяке: «Ничего важного не похищено». Рейксу показалось, что власти решили замять дело. Он листал «Таймс», начисто забыв обо всем, вычеркнув Лондон из памяти Белла Виккерс и прочее остались позади, когда за ним закрылась дверь лондонской квартиры.
За первой рюмкой перед обедом позвонила Белла. Сказала, Сарлинг вернулся, она его уже видела и сообщила об удаче. Сарлинг ответил, что Рейкс не понадобится ему недели две, но она, Белла, должна оставаться в квартире. Рейкс чувствовал, она хочет сказать что-то еще, дабы сохранить, насколько возможно, ту тонкую ниточку, что протянулась между ними. Надеясь на ее сообразительность, Рейкс сказал, что у него гости и ему некогда больше разговаривать. Он вернулся к виски. Какую бы роль он не играл в отношениях с Беллой в Лондоне, здесь Белле не место. Но когда он пытался отвлечься от мыслей о ней, ему тут же вспоминалось ее лицо в постели, закрытые глаза, чуть разомкнутые губы; она едва дышала, жизнь в ней была хрупка и слаба, как у спящего ребенка; рядом с ним было незнакомое лицо, умытое свежей росой невинности, чистое, без морщин, без страданий. Секунд пять его одолевало странное чувство - властность исчезла, вместо нее пробуждалось желание защитить и обезопасить Беллу. И он решил при случае заглянуть в глаза Мери. Может, сверхъестественная роса омывает всех женщин, когда они придаются теплой бездумной неге? Боже мой, сверхъестественная роса - это что-то новенькое. Ведь он хотел от Беллы одного: переманить ее от Сарлинга. И знал, что теперь добьется этого. Она разорвется на части, лишь бы помочь ему.
На другое утро, позвонив Мери, он поехал в Альвертон переговорить со старым владельцем поместья. Приехав, долго не хотел выходить из машины, смотрел на серый камень, остроконечную крышу, сводчатые окна. Рейкс помнил здесь каждую трещинку, каждый выступ, каждую черепицу на крыше. В детстве он туда лазил, знал щели в кладке, где гнездились галки, точно помнил тот изгиб ствола дикого винограда, где стрижи раз в год высиживали двух птенцов. Он помнил дом изнутри и снаружи, знал его как свои пять пальцев. Последний хозяин (скотина!) пристроил к одному крылу низкую террасу с модной стеклянной крышей. Первое, что Рейкс сделает, вступив во владение поместьем, - снесет ее, ведь она стоит на месте цветника матери. Цветник вернется, но уже к Мери. Целый час Рейкс ходил по дому, прикидывая, где какую мебель поставить, и не мог не думать о вещах, что раньше принадлежали отцу и ушли с аукциона. У Рейкса в нынешнем доме уже было кое-что из той обстановки, а недостающее искал и покупал для него агент в Эксетере.
Отправившись под вечер к Мери, он прихватил в портфеле капсулу из ящика. Он собирался пригласить Мери на ужин в ресторан, потом съездить к другу, а переночевать у нее. Рейкс сделал большой крюк, хотя точно знал, куда ехать; времени у него было хоть отбавляй.
По шоссе, ведущему в Порлок, он подъехал с южной стороны к сигнальной башне в Данкери. Через торфяник тянулась узенькая проселочная дорога, вела с вершины холма в глубокую долину с дамбой и котлованами. Он съехал на этот проселок. Низкие тучи плотно
Сидя в машине, Рейкс достал капсулу и повертел ее в руках. Она хорошо прилегала к ладони, не так, как граната, а словно бы делалась по форме куска мягкой глины, который слегка сжали в кулаке и получили удобные волнистые очертания. Корпус капсулы делился канавками на ромбики, как у гранаты «лимонка», чтобы при взрыве получались осколки. На основании была маленькая впадина. На краю, заподлицо с основанием, крепилась тонкая полоска из легкого металла, узенький язычок, кончик которого загибался вниз в виде перемычки. В ушки по краям язычка была продета стальная игла, которая прижимала перемычку к основанию. Придерживая язычок пальцами, Рейкс попытался вытащить иглу. Ничего не получалось, пока он не заметил, что один ее конец расплющен в диск с насечкой по краям. Рейкс крутанул диск, игла повернулась и немного продвинулась вперед. Он завинтил ее обратно и вылез из машины.
Он прошел ярдов пятьдесят к овечьей тропке, что вилась между холмами. Ветер дул ему в спину. Откуда-то спереди и справа послышались грубое, будто простуженное блеяние и кашель овец. Рейкс сошел с тропы и двинулся на их голоса, пробираясь в высоком, до колена, вереске. С подветренной стороны у гранитной скалы паслись пара овец и три уже не маленьких ягненка. Один поднял мордочку, поглядел на Рейкса и вернулся к своей траве. Рейкс, послюнив палец, проверил, откуда дует ветер, прошел пару ярдов в гору, повернулся к ней спиной. Потом, крепко придерживая язычок, стал выкручивать иглу. Овцы паслись футах в сорока. Рейкс освободил иглу и бросил капсулу футов на двадцать вперед, услышал, как щелкнул, распрямившись, язычок. Капсула упала на кочку, покатилась вниз и остановилась у зарослей папоротника.
Медленно отступая, Рейкс считал про себя секунды. Овцы продолжали спокойно пастись. При счете «Десять» послышался мягкий хлопок, капсула подпрыгнула на фут и, видимо, разорвалась, потому что больше он ее не видел. Сказать по правде, Рейкс не заметил вообще ничего. Газ, очевидно, был бесцветный.
Он взглянул на овец. Они все так же мирно паслись. «Если в этой штуковине что-то и было, - подумал Рейкс, - его уже отнесло к ним ветром». И вдруг… Ближняя овца приподняла голову, а ноги ее подкосились. Словно разыгрывая сценку или прекрасно отрепетированный цирковой трюк, упала и вторая овца. На бок, не сопротивляясь и не протестуя, а просто подчинившись силе тяжести. Глядя на овец, Рейкс заметил, как над ними, футах в шести от земли, пролетел дятел, собираясь подняться на выступающий гранитный утес. Но на полпути земля вдруг призвала его к себе, и в мгновение ока, мелькнув красными, черными и белыми перьями, птица камнем упала на траву.
Рейкс повернулся и пошел обратно.
Мери пришла к нему в ту ночь, как делала всегда, даже если родители были дома, и осталась до рассвета. На заре, после любви, он взглянул на ее лицо. Это было лицо Мери. Лицо, ему знакомое, лицо той, благодаря которой в Альвертоне будут звучать детские голоса. На нем не было и следа сверхъестественной росы. Чувствуя его взгляд, Мери открыла глаза и подмигнула.
– Любишь?
– спросила она.
Он кивнул в ответ.
Она приподнялась, поцеловала его и сказала:
– Ты сегодня не в лучшей форме. Слишком много вчера выпил.
На обратном пути он заехал в Данкери, оставил машину у дороги и спустился туда, где накануне паслись овцы. Опасность уже миновала. Содержимое капсулы давно улетучилось.
В то утро не было тумана, яркое солнце играло на бронзовом вереске.
В тени гранитной скалы лежала старая овца. Там же лежал и дятел, тоже мертвый. Но рядом с умершей матерью стоял ягненок. Он заковылял прочь от Рейкса, потом обернулся и заблеял, но не потому, что просил молока (он давно вырос из этого возраста). От второй овцы и еще двух ягнят не осталось и следа, не было и следов того, что животных убрали. Там, где взорвалась капсула, Рейкс нашел несколько пластмассовых осколков и оставил их на месте.