Проходная пешка
Шрифт:
Постучал он основательно - кулаком, со всей дури. Потом голос Малыша прогремел:
– Ученик Чародея! Ордынцев, твою мать!
Я усмехнулся и отсалютовал стаканом в сторону двери, хлебнул, как воду. Никого нет дома, и незачем так орать… Малыш не унимался, продолжая бушевать за дверью - и кулаком колотил, и каблуком. Пусть колотит, дверь прочная… Потом Малыш, в очередной раз выругавшись, забрякал каким-то железом, матерясь вполголоса, завозился с замком. А вот это уже лищнее… Я бросил на стол куртку - прикрыть пистолет. Малыша я постараюсь побыстрей спровадить.
Наконец он справился с дверью и ввалился - рыжий, нахмуренный, с рукой на перевязи:
– Какого члена не открываешь?
Я пожал плечами:
– Не хочу. Ладно, угощайся, раз уж пришел, а потом вали отсюда как можно дальше.
Малыш подошел к столу, основательно угостился из горлышка, но валить, похоже, не собирался - уселся на койке напротив, уставившись на меня тяжело и пристально. Я ухмыльнулся:
– Что, не нравится?..
– снова хлебнул из стакана.
– Пошел отсюда. Мне одному надо побыть.
– Тебя там ищут. Из Лиги ребята. И еще кое-кто.
– А не стебет. Пусть в другом месте поищут.
– Охренел от большого ума… - пробормотал Малыш, внимательно на меня глядя, потом вдруг сдернул куртку со стола, уставился на жирно поблескивающий пистолет, протянул:
– Та-ак…
– Что - "так"-то?
Малыш осторожно, как хрустальный, поднял пистолет со стола, положил обратно, не глядя на меня, тихо осведомился:
– Совсем уже, да?
– Совсем, Малыш, совсем… - я снова поднес стакан ко рту, но выпить не успел - Малыш одним движением оказался рядом со мной, вышиб его у меня из руки - только стекло брызнуло - здоровой рукой вздернул меня стоймя за грудки, прошипел мне в лицо зло и страшно:
– Сука, выблядок обезьяний!.. Ты что ж это делаешь, падла?! Хлеботину тебе искрошить? Сейчас, сделаю. Ромео недоделанный, бабку твою через солдатскую портянку! Ах, девку у него треснули, сунуть некуда, так он сразу в кучу говна растекся…
Даже сквозь пустоту я ощутил подступающее под горло бешенство. Какого, в конце концов, хрена?! Что эта рыжая сволочь вообще понимает?..
Я резким движением отбросил его руку, основательно шатнулся при этом, но устоял, вскинул голову и, глядя ему в глаза, тихо-тихо выдавил сквозь зубы:
– А вот так со мной разговаривать не надо… А про Гельду еще вякнешь что-то - уже я тебе хлеботину крошить буду. Усек?
Он неожиданно усмехнулся углом рта:
– Вот так-то лучше… - сунул ствол себе в карман и снова уселся, попутно прихватив со стола бутылку. Я хмуро воззрился на него, пытаясь сообразить, подготовился он заранее, сработал экспромтом или вообще ничего такого в виду не имел. А он крепко приложился к горлышку, неторопливо закурил:
– Вообще-то, если ты стреляться решил - дело твое.
– А мое, так и не суйся… И вообще, кто тебе сказал, что я стреляться собираюсь?
– Придурок лагерный, - сообщил Малыш.
– Ты в зеркало-то когда в последний раз смотрелся? У тебя ж это на роже написано. Большими, красивыми буквами.
– Ладно, допустим… Сам же сказал - это мое дело.
– Да хоть сто раз ты застрелись, - проворчал Малыш.
– Мало того, что добро переводит, - он снова отхлебнул из бутылки, - так еще и в карман всем напоследок нагадить решил…
Я потряс головой:
– Каким это образом?
– Ну да, ты ж ничего не знаешь - и того, что официально ты - глава Лиги…
– Кашлял я на это, - я отстегнул браслет-дракона и бросил на стол.
– Отдай этим… Пусть делят, как знают, только без меня.
– Еще чего скажешь? Уж стреляешься - так валяй принародно, а то опять Лига твоя во всем Пришлых обвинит. "Изумруд", не "Изумруд" - им-то, как Эрик говорит, монопенисуально.
– Эти песенки пой в другом месте. За дверью, например.
– Пусть так, - устало согласился он.
– Только Грентвиг-то этот браслет именно тебе оставил.
– Никого другого под рукой не оказалось, вот и все.
– Ну так чтоб непоняток не вышло, встретился бы с ними, объяснил: так мол и так, пардон, ребята, обосрался…
– Не хочу я ни с кем встречаться. Меня и от твоей-то рожи тошнит.
– Позер паршивый.
– Рефлексы, Малыш, рефлексы… Сколько лет пришлось комедию ломать, человеком притворяться…
– Давай, давай, - проворчал он.
– Порадуй Дэна и компанию… Лига, кстати, не так неправа и окажется. Ты не думал, что пуля в лоб - не твоя идея? Что тебе ее подкинули?
– А это уже неважно.
– Что, помогаешь этой сволочи следы замести?
– Ага. Помогаю.
– Слушай, Ученик Чародея, ты сейчас себе просто позволить не можешь из игры выйти. И не застрелишься - не потому что боишься, с тебя станется… Сам знаешь, я не психолог ни фига, но тебя-то знаю. Ты себе этого не разрешишь, потому что у тебя кой-какой долг еще остался.
Я растянулся на койке, закинув руки под голову:
– Долг, честь, совесть… Все это, сударь мой, высокий штиль. И придумали его специально для того, чтоб всякую экстрагадость красивыми словами прикрывать. А с меня хватит, нахлебался. Свое получил, даже с горкой. Все. От меня ничего не зависит.
– Ну-ну… Валяй, окукливайся. Прячь башку в песок. А "Изумруд" пускай поет и пляшет. Чего им еще - один конкурент со счетов долой, второй нажрался и пулю в чайник пустил. Теперь можно будет и второстепенными свидетелями заняться - как группой Риккарда в свое время…
Я угрюмо рассмеялся:
– "Ах, на кого ты нас покидаешь?", так, что ли?
– Трусом ты, вроде, не был.
– Не стоит. Побереги для некролога.
Он смерил меня взглядом - словно впервые увидел, - потом вынул из кармана "универсал", швырнул на койку и направился к выходу.