Проходящий. Спираль миров
Шрифт:
— Если не веришь, давай проведём простой эксперимент — мы с Верой напишем на бумаге все твои привычки, характер, поведение, мимику лица и сравним. Хочешь сейчас узнать результат?
— Как нибудь потом, ладно?
Что-то мне стало нехорошо, от осознания своей глупости. В душе не то что кошки, амурские тигры заскребли. Права, жёнушка моя иномирная, ох как права. Задурил ты себе голову, Сергей Сергеевич, на почве личных катаклизмов. И что теперь? Падать Вере в ноги, просить прощения? А Нарейса? Её уже не отрезать — приросла. Я от злости
— Не дрейф, Сергеич, ещё полчаса продержимся — спасём мир.
— Откуда? — моему удивлению не было предела, об этом знали только двое, я и мой ротный.
— Оттуда. — она грустно улыбнулась. — Ты думаешь 'Корона' просто передаёт знания? Да, если имеется специальный обучающий кристалл. В моём случае несколько иначе, я получила полную копию твоей памяти.
Вот тут самое время и завыть от тоски. Господи, какая страшная женщина находится рядом — она знает меня как облупленного.
— Ладно…
— Подожди, — Нарейса приложила пальцы к моим губам. — Тогда будем расслабляться и получать удовольствие. Так?
— Так, моя радость, так. Будем расслабляться.
Глава 19. Жизнь полна неожиданностей
Мы только подошли к подъезду, как навстречу выскочил Артём.
— Батя, Нарейса, привет. Что-то вы на этот раз рано — обещали через две недели.
— Привет, Артём, — улыбнулась она
— Ничего себе! Когда успела язык выучить?
— Есть способы. Сынок, как там мама? — меня сейчас очень волновал этот вопрос.
— Приболела чего-то. Говорит, что простыла. Вон сегодня даже с работы отпросилась.
— Позвони ей, скажи, что подымаемся. У меня телефона с собой нет. Сам-то куда собрался?
— Пойду с пацанами в клуб, потусуемся немного.
— А какое сегодня число? Я с этими походами вообще счёт времени потерял.
— Пятница, двадцать второе, декабрь месяц. Скоро Новый Год.
— Ты ещё посмейся над отцом, обалдуй. Давай, звони матери, мы пошли.
Жена стояла в коридоре и нервно мяла бумажную салфетку. На бледном лице выделялись припухшие глаза, они с тревогой взглянули в лицо молодой соперницы и обреченно потухли. Нарейса понимающе кивнула мне и молча ушла в зал. Я сделал шаг и обнял мягкое, податливое тело, начинающее мелко подрагивать. Вера крепко обхватила меня руками и заплакала, с трудом выговаривая слова:
— Бросишь меня…я вижу, я не дура…вон она какая стала…а я…совсем старая…ребёночек у вас…видно, что беременная…уйдёшь, да?
— Веруш, ну что ты такое говоришь? Никто никуда уходить не собирается, тем более бросать.
— Да? Это ты сейчас так говоришь…успокаиваешь…а я поверю…поверю…кому старуха нужна…
— Ну какая старуха? Посмотри на себя в зеркало — красивая зрелая женщина.
— Ага, посмотри…зарёванная страшная дура…а она молодая…она тебе детей роди — и-и — т…
Она окончательно разрыдалась, больше не в силах вымолвить ни слова. Я гладил волосы плачущей жены, пытаясь успокоить,
— Какая же ты сволочь, Мирошников, — она попыталась вытереть покрасневший нос скомканной салфеткой, но та просто расплывалась под пальцами.
— Знаю, Веруша, знаю. Ты прости меня, если сможешь, но оправдываться я не буду. Глупо говорить, что не думал, не хотел, так получилось — вышло то, что вышло. Я тебя люблю и бросать не собираюсь. Ты моя жена, мать нашего сына и я хочу попросить — давай оставим всё как есть, незачем втягивать Тёмку в наши проблемы. Пусть парень живёт спокойно и не переживает за родителей. Да, Нарейса беременна — нет смысла скрывать, да ты и сама догадалась. Как вы это, женщины делаете, ума не приложу.
— А у меня задержка, — произнесла как-то невпопад и, указав на подушку, попросила. — Там платок лежит, а то бумажная совсем мокрая.
— Задержка? — я вспомнил про 'женские' дни. — Может возрастное, не девочка уже.
— Не девочка, — она опустила глаза и стала тщательно разглаживать мокрое пятно на моей груди. — Дурища старая. Я в консультацию ходила.
— И что там сказали? — мне показалось, что жена старается скрыть смущённую улыбку.
— А что они могут сказать? Женщина, вам нужно было думать о возрасте, — старательно передразнила кого-то из медиков и задумчиво продолжила. — Знаешь, я ведь, последнее время себя странно чувствую — спину перестало прихватывать, до квартиры поднимаюсь спокойно, без всякой усталости…грудь стала приподниматься.
— Вот видишь, всё оказывается не так страшно. Я с тобой.
— И она тоже.
— Давай сделаем так — приводим себя в порядок, переодеваемся и собираемся на кухне. Пора обсудить нашу жизнь окончательно, чтобы не было никаких недомолвок. Ты как, согласна?
— А куда мне деваться? — она слезла с колен и оправила помятый халат. — Я умываться, смою красное безобразие, а то выгляжу как лахудра — не выдержу конкуренции.
— Иди уже…конкуренция, — у меня слегка полегчало на душе, кажется основная буря прошла, но пока ещё не стихло.
Я пошёл в зал за Нарейсой, она уже переоделась и сидела в кресле, поджав ноги. Её глаза тревожно блестели, а бледные руки, с чёрными коготками, нервно теребили края короткого халатика. При моём появлении она вскочила, сделала несколько стремительных шагов и, обхатив за шею, горячо зашептала:
— Не отдам. Ни за что не отдам. Если надо — уйду и буду ждать на нашей территории. Я обязательно буду ждать.
— Ну что ты, милая, не надо никуда уходить, — я постарался аккуратно расцепить руки. — Сходишь, после Веры, наведёшь лоск, если нужно, а потом сядем рядком и…