Проигравшие победители. Русские генералы
Шрифт:
Военно-стратегическая немощь представителей высшего командования компенсировалась интригами. В. А. Золотарев и Ю. Ф. Соколов приводят в контексте вышесказанного очень показательный пример управленческой практики главнокомандующего. А. Н. Куропаткин, минуя командующего 2-й армии Гриппенберга, поставил задачу начальнику штаба армии на разработку одной из операций. Начальник штаба Н. В. Рузский из своих личных соображений не доложил об этом своему непосредственному начальнику (командующему армией) и стал разрабатывать план в двух вариантах: по А. Н. Куропаткину и по Гриппенбергу. Командующий армией, получив анонимное письмо, в котором акцент был сделан на то, что подчиненные подобными действиями игнорируют волю командующего и прибирают власть в свои руки, поставил Н. В. Рузского в крайне неприятное положение, запретив тому вскрывать всю почту с оперативной информацией, доверив это своему адъютанту капитану Мельгунову. Тот, не желая бодрствовать ночами (в ночное время, как правило, передавалась основная
Маньчжурская компания ярко высветила Н. И. Иванову, А. Е. Эверту, Н. В. Рузскому и М. В. Алексееву порочный стиль руководства командующих армиями и главнокомандующего русской группировкой на ТВД А. Н. Куропаткина, показав разрушающую деятельность управления, пронизанного клеветой и интригами в оперативно-стратегических штабах. Судьба предоставила им шанс осмыслить свой боевой опыт и внести коррективы в последующую деятельность. Однако Н. В. Рузский в должности главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта в Лодзинской операции в 1914 г. применит негативный Маньчжурский опыт дробления штатных войсковых единиц на импровизированные отряды без средств управления с вновь назначенными командирами, совершенно не знавшими обретенных перед боем подчиненных, что не приводило русские войска к успеху в операциях.
Несмотря на участие Я. Г. Жилинского в Маньчжурской кампании, ему не представилось возможности приобрести реальный опыт ни в непосредственном управлении подчиненными войсками в качестве их начальника, ни в разработке оперативных планов проводимых операций. Это было связано с пребыванием его на войне в должности начальника штаба наместника и особой (дипломатической) миссией будущего главнокомандующего. Более подробно характер опыта данной военной компании был рассмотрен выше при анализе служебной деятельности Я. Г. Жилинского.
Следует отметить, что А. А. Брусилов не участвовал в Русско-японской войне. По словам К. Г. Маннергейма, который рвался на нее с целью попробовать свои силы, тот не только отговаривал его от данного поступка, но считал совершенно бесполезным участие в такой незначительной (?) войне, мотивируя необходимостью поберечь себя для будущей мировой войны! Несколько странное мнение для генерала, если учитывать общеизвестные факты, что А. В. Суворов постоянно хандрил без военных действий, а М. Д. Скобелев, будучи в отпуске, ездил в Америку на театр военных действий с целью приобретения опыта и изучения особенностей ведения боевых действий. Небезынтересно, что на Русско-японскую войну убегали и мальчишки, охваченные патриотизмом.
Несмотря на неутешительные итоги Маньчжурской кампании, боевые действия исследуемых генералов, участвующих в ней, были вознаграждены очередными знаками воинской доблести. М. В. Алексеев по итогам своей деятельности был награжден золотым оружием «за разновременные отличия» и орденом Св. Станислава 1-й степени «За отличия в делах против Японии». Н. В. Рузский участвовал в сражениях: при Сандепу, Чжаньтань (12–15 января 1905 г.); при Матурань-Шуанго (17 февраля 1905 г.); при Сатхеза (19 февраля); у Императорских могил, Вазые, Умантунь, разъезд № 97 и Цуэртунь (25 февраля). За участие в боях был награжден 13.7.1905 г. орденом Св. Анны 1-й степени с мечами и 23.8.1905 г. – орденом Св. Владимира 2-й степени с мечами. А. Е. Эверт 3.3.1905 г. был награжден золотым оружием «За храбрость» и 28.2.1906 г. за отличия в делах против японцев – орденом Св. Станислава 1-й степени.
Во главе фронтов
При изучении боевых действий исследователи в абсолютном большинстве победу или поражения в операции (сражении) соотносят с военачальником, возглавлявшим войска. Но это формальная сторона вопроса. В реальности же история знает случаи, когда военный руководитель лишь номинально возглавлял войсковую группировку, а фактическое руководство в ходе боевых действий осуществлял его ближайший помощник – начальник штаба или генерал-квартирмейстер. Это являлось следствием личных взаимоотношений указанных лиц, их знаний, служебного опыта, черт характера – что в совокупности нарушало установленный порядок управленческой деятельности. Представляется интересным исследовать операции, проводимые в ходе Первой мировой войны главнокомандующими, с точки зрения влияния их на подготовку боевых действий, их развитие и окончание.
В соответствии с мобилизационным планом России (мобилизационное расписание № 18, измененное, с поправками, введенными к 16 мая 1912 г.) на западном театре военных действий было образовано два фронта: Северо-Западный и Юго-Западный.
Первоначальные назначения на высшие командно-штабные должности были утверждены императором 15 июля 1914 г. по представлению начальника Генерального штаба Н. Н. Янушкевича. В соответствии с ними
Первым боевым опытом для русской армии стала печально известная Восточно-Прусская операция войск Северо-Западного фронта, проходившая в период 4.8.–2.9.1914 г. Она оказалась единственной операцией в этой войне главнокомандующего Я. Г. Жилинского. Разработанный Ставкой Верховного Главнокомандующего план с целью нанесения поражения германским армиям в Восточной Пруссии и создания условий для вторжения русских войск в глубь Германии изначально был обречен на поражение. Поясним, что в первоначальном виде военная конвенция, подписанная в 1892 г. в Петербурге между Россией и Францией начальниками генеральных штабов (Н. Н. Обручевым и Буадефром) и ратифицированная в декабре 1893 г., не указывала даты наступления русских войск. Н. Н. Обручев предпринял все меры к тому, чтобы оставить за Россией свободу стратегических действий, приводящих в конечном итоге к разгрому Германии. Этого же придерживались и последующие начальники российского Генерального штаба Ставки Верховного Главнокомандования. Но в бытность В. А. Сухомлинова (военный министр) и Я. Г. Жилинского (начальник Генерального штаба) на совместных совещаниях представителей России и Франции в 1911–1913 гг. в конвенцию были внесены изменения, которые точно указывали дату выступления русских войск – 15-й день мобилизации – и обязывали их наступать в конкретном направлении. Данные обязательства, принятые Россией в лице Я. Г. Жилинского (вполне очевидно, по согласованию с В. А. Сухомлиновым, если учесть, что последний выбрал Я. Г. Жилинского на должность начальника Генерального штаба по критерию его несамостоятельности в действиях) были совершенно не согласованы с действительностью. Эта крупнейшая стратегическая ошибка связывала руки Верховному главнокомандующему и, подкрепленная неумелым управлением со стороны главнокомандующего Северо-Западного фронта Я. Г. Жилинского, вылилась в огромные потери русских войск на первоначальном этапе военных действий в Пруссии.
Выполнение обязательства перед союзниками о наступлении русских войск на 15-й день мобилизации обрекло соединения и части фронта с началом войны на боевые действия с противником без необходимых запасов материальных средств, хлеба, фуража и пр. Неподготовленность тыла была обусловлена нереальными для России сроками для мобилизации тыловых подразделений и формирования всей тыловой системы готовящегося к наступлению фронта. Игнорирование вопросов тылового обеспечения на учениях и маневрах предвоенного периода было характерной чертой в управленческой деятельности военачальников. Примером этому являются Курские маневры и военная игра, прошедшая накануне мировой войны, на которых тыловые вопросы практически не отрабатывались.
План мобилизационного развертывания, разработанный в 1912 г., предусматривал для обороны против Германии относительно Северо-Западного фронта для его 2-й армии (командующий генерал от кавалерии А. В. Самсонов) район сосредоточения по фронту до 300 км и в глубину до 120 км, что составляло огромную площадь около 30 тыс. кв. км. В исполнительный период, начавшийся с объявлением войны, оказалось, что при существующей системе и средствах связи это затрудняло организацию взаимодействия со стороны штаба армии между рассредоточенными на большие расстояния корпусами и дивизиями. В дальнейшем в ходе выдвижения армии к границе с Пруссией такое оперативное расположение войск вызвало отсутствие должного управления ими со стороны командующего 2-й армией. Штаб армии располагался в тылу на удалении 5 суточных переходов (около 150 км) от корпусов, с которыми связь поддерживалась летучей почтой (конными ординарцами). На шифровку радиотелеграмм уходило много времени, а ошибки еще более удлиняли передачу и прием приказов и донесений. Авиации не хватало даже для несения разведки. Таким образом, штаб армии стал органом, устанавливающим события, а не управляющий их ходом.