Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера
Шрифт:
Подготовить же тайное убийство Шпеера — это требовало и времени, и привлечения дополнительных сообщников, с которыми позднее тоже нужно было как-то разбираться! И какой в этом, повторяем, был бы рациональный смысл?
Поэтому проще было отпустить Шпеера с миром — как фактически и был вынужден поступить двойник. Но для этого Гитлеру нужно было убедиться в том, что Шпеер действительно ничего не заподозрил — и закрепить впечатление Шпеера о том, что тот имел дело с настоящим Гитлером. Поэтому и произошло в тот же день еще две встречи Шпеера с Гитлером — уже, конечно, настоящим: «Он принял участие еще в двух беседах с Гитлером.
В первой речь зашла о решении Гитлера остаться в Берлине. Хотя фюрер и заявил о своем твердом намерении оставаться в городе, о чем было уже объявлено на всю Германию и на весь мир, Борман и Риббентроп еще пытались переубедить его и изменить решение. /…/ Борман взывал к Шпееру, ища у него помощи, но Шпеер ее не оказал. Вместо этого он
521
Х.Р. Тревор-Роупер. Указ. сочин., с. 291–292.
«Вторая беседа состоялась в связи с поступившей днем телеграммой Геринга». [522] Тут-то и осуществился заключительный акт политической расправы над Герингом — и явление незванных Риббентропа и Шпеера позволило обставить это дело с максимальной убедительностью.
Еще в ночь на 23 апреля официальные представители Геринга при Ставке — авиационные генералы Экхард Кристиан и Карл Коллер — узнали от Кейтеля и Йодля о решении Гитлера передать власть Герингу. В полдень 23 апреля покинувший Берлин Коллер уже докладывал об этом лично Герингу в Оберзальцберге.
522
Там же, с. 292.
На последнего возлагалась колоссальная ответственность по организации мирных переговоров и прекращению военных действий, но для этого, конечно, было недостаточно личного устного распоряжения главы государства, переданного, к тому же, через цепочку лиц, не имевших на то строго официальных полномочий.
Тертый Герман заподозрил провокацию — и был в этом абсолютно прав! Но он действительно был одним из тех немногих, на кого можно было рассчитывать в серьезной ситуации — и не уклонился от риска и ответственности. Гитлер, несомненно, рассчитывал именно на это.
«Геринг /…/ собрал своих адъютантов и советников и послал за рейхсминистром Ламмерсом, который ведал делами рейхсканцелярии и являлся официальным экспертом в области нацистского права и законодательства. /…/ Геринг почувствовал, что он попал в очень деликатное положение. По декрету он считался преемником Гитлера, и теперь, по сообщению Коллера, фюрер ушел в отставку и передал власть ему, Герингу. С точки зрения законности и правопреемственности все было вроде бы ясно. Геринг послал за жестяной коробкой, откуда извлек текст июньского декрета фюрера от 1941 года. Все согласились с тем, что значение документа не оставляет места никакой двусмысленности и никаким ошибкам. Но как быть с Борманом? Все знали, что заветная мечта Бормана — лишить Геринга права наследия престола, который, по всей видимости, должен был освободиться. /…/ Геринг осторожно стал нащупывать путь среди возможных ловушек. А не мог ли фюрер издать другие указы с 1941 года, спросил он, которые бы отменяли действие июньского декрета? «Нет, — ответил Ламмерс. — Если бы фюрер издал такие указы, то мимо него они никак бы не прошли». На совещании присутствовал и личный помощник Бормана Мюллер [523] , но он, по всей вероятности, не поднимал никаких встречных вопросов, которые могли бы вызвать затруднения. Геринг попросил каждого высказать свое мнение. Все были единодушны. Итак, следовало принять к сведению, что сообщение Коллера во всем верно, поэтому Геринг был обязан на законных основаниях взять на себя полноту власти. Геринг предложил послать телеграмму Гитлеру и дополнительные телеграммы Кейтелю, Риббентропу и фон Белову, чтобы последние подтвердили правильность выводов и одобрили принятое решение. Все согласились и с этим. Правда, Ламмерс, Мюллер и оберштурмбанфюрер Франк [524] , глава эсесовцев в Оберзальцберге, хотя и согласились, но с некоторыми оговорками.
523
Это другой Мюллер — однофамилец шефа Гестапо.
524
Это — однофамилец упоминавшегося выше Ганса Франка.
/…/ Геринг был решительно настроен на открытие мирных переговоров с Западом, как только вся власть окажется в его руках. Он даже заявил о своей готовности лично вылететь на встречу с генералом Эйзенхауэром [525] . /…/ Окончательный вариант телеграммы Гитлеру, казалось, был замечательно сформулирован:
«Мой фюрер!
Согласны ли Вы, чтобы я, учитывая Ваше решение остаться на командном пункте в крепости Берлин, согласно Вашему указу от 27.VI. 1941, немедленно взял бы на себя в качестве Вашего наместника руководство с полной свободой действий как внутри страны, так и за ее пределами? Если до 22.00 от Вас не последует ответа, то я буду считать, что Вы утратили свободу действий и Ваш указ вступил в силу. Тогда только я сочту себя вправе действовать на благо народа и отечества. Мое отношение к Вам в этот тяжелейший час моей жизни Вы знаете, словами его не выразишь. Господь да сохранит Вас и да даст Вам возможность, несмотря ни на что, как можно скорее прибыть сюда.
Ваш верный Герман Геринг»
525
Главнокомандующий англо-американскими войсками; затем президент США в 1953–1961 гг.
Соответствующие телеграммы — объяснительные, дополнительные, примиренческие — были посланы Кейтелю, Риббентропу и фон Белову» [526] — последний был адъютантом Гитлера от Военно-воздушных сил.
Интересно, однако, что Геринг, в отличие от Шпеера и Риббентропа, не явился в Берлин, хотя это гарантированно защитило бы его от обвинения в попытке узурпации власти; до такой степени он, похоже, не был готов рисковать!
Постарался теперь держаться подальше от Берлина и Гиммлер.
526
Х.Р. Тревор-Роупер. Указ. сочин., с. 278–281.
Похоже на то, что оба они либо все-таки не полностью придерживались внутренней лояльности по отношению к Гитлеру, либо, что более вероятно, вовсе не были уверены в такой его лояльности по отношению к ним самим. Хотя оба, напоминаем, виделись с Гитлером совсем недавно — 20 апреля, в день его рождения.
И действительно, что произошло бы, если бы Геринг или Гиммлер, а не только Шпеер и Риббентроп заявились 23 апреля в Берлин к Гитлеру?
Ответа на этот вопрос никто не знает, но хорошо известно то, что группенфюрер СС Герман Фегелейн — официальный представитель Гиммлера при ставке Гитлера, женатый к тому же на сестре Евы Браун, поплатился жизнью именно за подобный визит.
22 апреля Фегелейн фактически присутствовал на совещании в Бункере, где Гитлер провозгласил свою волю — он находился в смежном помещении. [527] Затем Фегелейн информировал о происходящем Гиммлера по телефону, а сам выехал из Берлина. [528]
23 апреля Фегелейн встречался и совещался с Гиммлером в его штабе. [529] Последний уже с 21 апреля вел упоминавшиеся интенсивные переговоры со шведским графом Бернадоттом, пытаясь через него выйти на контакты с генералом Д. Эйзенхауэром — главнокомандующим союзниками на Западе. [530]
527
Там же, с. 262.
528
Там же, с. 264, 273.
529
Там же, с. 284.
530
Там же, с. 259–260.
С утра 24 апреля Гиммлер продолжил переговоры с Бернадоттом — уже более энергично. [531] Тут, возможно, действительно наметились элементы «измены» — Гиммлер уповал уже больше на свои личные возможности в Германии, которые у него, как главы СС, были почти неограниченными (в частности — полная власть над жизнями всех военнопленных, заключенных и интернированных), нежели на Гитлера, который в своем Бункере явно утрачивал возможности влиять на события. А как еще он, Гиммлер, должен был поступать в такой ситуации? И как, с другой стороны, о таких оттенках переговоров могли бы узнать в Берлине?
531
Там же, с. 285–286.