Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера
Шрифт:
Нам эта ситуация представляется более трагической: на прощание, похоже, Адольф повысил дозу «лекарства», приведя мать в критическое состояние, — и уехал в Вену. Предполагавшаяся удачной сдача вступительных экзаменов заставила бы его оставаться в Вене безвозвратно — вплоть до получения известия о смерти матери, на похороны которой он, конечно же, обязательно приехал бы. Это было бы идеальным алиби.
Но человек предполагает, а Бог располагает — не получилось ни того, ни другого: Адольф провалил вступительные экзамены, а Клара выдержала очередную атаку болезни.
Адольф явно попытался задержаться в Вене — он ведь любил свою мать и ему вовсе не хотелось возвращаться к ней и довершать недоделанное дело: «он в растерянности продолжает оставаться в Вене и даже, очевидно, не сообщает домой о том, что не выдержал вступительного экзамена». [733]
«После
733
И. Фест, путь наверх, с. 49.
734
В. Мазер. Указ. сочин., с. 75.
Тот же Генрих Мюллер родился 28 апреля 1900 года, а вместо продолжения школьной учебы ушел добровольцем в авиацию. В семнадцатилетнем возрасте он пилотировал бомбардировшики и за последние полгода Первой Мировой войны был награжден Железными крестами 1-го и 2-го класса.
Будучи, таким образом, заслуженным военным ветераном, он был принят 1 декабря 1919 в мюнхенскую полицию — и лишь в 1923 году завершил среднее образование без отрыва от производства. [735]
735
К. Залесский. РСХА. М., 2005, с. 178–179.
Заметим, что Мазер по каким-то неясным нам причинам избегает упоминать, у кого же именно жил Гитлер в то время в Вене. Между тем ясно, что это могло быть, скорее всего, у его сестры Ангелы или каких-либо людей, имевших с ней непосредственные контакты.
В 1907 году получалось, таким образом, так, что из Вены Адольфа изгоняли, а в Линц, наоборот, призывали — и пришлось возвращаться: «получив письмо от соседки матери — жены почмейстера — о том, что самочувствие Клары резко ухудшилось, Адольф Гитлер отправился в Линц и уже 22 октября 1907 года вместе с младшей сестрой был на приеме у лечащего врача Эдуарда Блоха». [736] Притом позднее, переехав в Вену окончательно (с той точки зрения, что Адольф окончательно покинул родные места в австрийской провинции), он уже не появлялся у своей старшей сестры или ее знакомых. [737]
736
Примечание К.А. Залесского // И. Фест. Путь наверх, с. 49.
737
И. Фест. Путь наверх, с. 55.
Затем Адольф «ведет домашнее хозяйство, следит за учебой сестры Паулы, стирает, моет полы, готовит еду для матери, сестры и себя и выполняет функции главы семейства. Доктор Блох /…/ рассказывал в ноябре 1938 г. [738] : «Он относился к матери с самой трогательной любовью, ловя каждое ее движение, чтобы сразу же прийти на помощь. Его обычно устремленный вдаль печальный взгляд прояснялся, когда боль у матери отступала».» [739]
738
Накануне, напоминаем, отбытия Блоха из Германии в США — по протекции Гитлера.
739
В. Мазер. Указ. сочин., с. 75.
Интересно другое: «После ухудшения состояния матери Адольф сдвинул в ее комнате в сторону шкаф, поставил софу и спал каждую ночь рядом с кроватью матери. Она умерла на руках своего сына». [740]
Во всем этом принято видеть нежнейшую заботу Гитлера о матери; нам же видятся строжайшие меры, предпринятые им для того, чтобы затруднить ее контакты со всеми остальными — и исключить возможность того, что она поделится с кем-либо подозрениями относительно сына!
740
Примечание К.А. Залесского // И. Фест. Путь наверх, с. 49.
Непонятно куда задевалась и сестра Клары горбатая Иоганна — о ней в это время почему-то ничего не упоминается!
Зато поведение Гитлера чрезвычайно напоминает поведение царедворцев, окружавших Александра I в 1825 году, когда происходила заключительная стадия убийства последнего путем отравления! [741]
Напомним еще раз, что Адольф был непосредственным наследником своей матери — теперь уже не абстрактно и умозрительно, как было тогда, когда в 1902–1903 годах происходили его споры с отцом, а сейчас, конкретно, вполне осязаемо!.. Продолжение ее жизни только уменьшало это наследство, увеличивая траты на лечение и лекарства — а физическое состояние ее, с чего бы ни начиналась ее болезнь, становилось уже безнадежным!..
741
В.А. Брюханов. Заговор графа Милорадовича, с. 171–172.
Клара Гитлер скончалась 21 декабря 1907 года в 2 часа ночи. [742] Посторонних свидетелей при этом, понятно, не было…
«23 декабря 1907 г., накануне сочельника, Гитлер хоронит мать на кладбище в Леондинге рядом с отцом. Блох вспоминает: «За всю свою почти сорокалетнюю врачебную практику я никогда не видел молодого человека, который бы так страдал, как Адольф Гитлер».» [743]
Имеются и менее восторженные формулировки того же Блоха: «доктор Блох был просто потрясен тем, что Гитлер после смерти матери вдруг обнаружил в себе «человеческие» чувства, хотя до этого всегда казался ему замкнутым и недоступным человеком». [744]
742
В. Мазер. Указ. сочин., с. 75.
743
Там же.
744
Там же, с. 114.
Все возможные ошибки как предварительного, так и окончательного диагноза — на совести Блоха, хотя, как мы указывали — не его одного. Так и не известно, возникали ли у Блоха определенные сомнения в этом диагнозе или какие-либо подозрения, был ли он субъективно честен, как и положено врачу, или глаза ему несколько затмила необыкновенная сыновняя любовь Гитлера, отразившаяся в щедрых гонорарах служителям медицины, но с этого времени Блох должен был оставаться ревностным союзником Гитлера. Блох объективно оказался в ситуации, когда лишь отсутствие каких-либо сомнений в истории болезни матери Гитлера становилось и необходимой защитой его собственных ума, чести и совести.
Гитлер в 1938 году мог спокойно выпускать Блоха за границу — это было надежнейшим решением вопроса о пресечении всех возможных сомнений и инсинуаций в чистоте и невинности этой давней истории. Тем более, что теперь все могилы предков Гитлера оказывались на территории Третьего Рейха: любые попытки из-за границы инициировать обвинения Гитлеру в насильственной смерти кого-либо из его родственников, натыкались теперь в невозможность добраться до их могил без позволения фюрера. Понятно, что Блох, старающийся хотя бы из желания защиты собственной врачебной непогрешимости настаивать на прежних диагнозах, становился лучшим трубадуром невинности Гитлера за границей.