Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера
Шрифт:
Не исключено, что Мария Анна пережала теперь на своего мужа, и не исключено, что жестоко поплатилась за это!
Занимались ли супруги Хидлер контрабандой в эти годы? Об этом ничего не известно, но чем-то они должны были заниматься!
В целом же все это время — накануне революции 1848 года — относилось ко все той же благословенной для австрийских контрабандистов эпохе, что и раньше.
Однако, если раньше (до 1821 года) кто-либо из местных кадров, например — тот же Георг Хидлер из Шпиталя, мог быть полноценным членом мафиозной группировки со штаб-квартирой в Штронесе, то теперь (после 1842
Шло время — и не просто время, а уже и годы — и Иоганну Непомуку приходилось разрабатывать новые планы.
Ситуация становилась для него все менее благоприятной: Алоиз рос, его по-прежнему приходилось и содержать, и сохранять, и охранять от попыток возвращения к матери, и вся эта коллизия выглядела все более удручающе. Как ни настраивай ребенка против матери, все равно он мог в перспективе обратиться в недруга (заметим, забегая вперед, что так ведь и получилось!) и существенно осложнить все происходившее.
Ребенка было невозможно убивать до получения сокровищ, старика — тоже: теоретически он оставался единственным хранителем секрета местонахождения клада.
Ничего теперь не могло выйти и из возможно изначально запланированного проникновения Георга в тайну местонахождения клада: если Георг и мог следить за стариком в два глаза, то тот теперь за ним следил уже в четыре — своими собственными и глазами своей дочери. Да и сам Георг пребывал теперь неизвестно на чьей стороне!
Притом заметим, что тайник с кладом мог размещаться и в строении, в котором теперь поселился престарелый хранитель сокровищ: ведь теперь за ним не охотились представители власти — и официальный обыск ему уже не угрожал. Клад же должен был находиться в относительно доступном помещении — ведь пользоваться им хранителю приходилось достаточно регулярно, а навещать для этого какую-нибудь горную пещеру было уже и не по силам, и достаточно опасно — с учетом возможности нападения и ограбления. У себя же в доме он охранялся и юридическими правами хозяев, и их физической силой — с такой ситуацией нашим героям и нам самим еще предстоит столкнуться.
В этой ситуации даже сам факт обнаружения местонахождения тайника вовсе не был эквивалентен овладению им. Гораздо проще и надежнее было бы все-таки заручиться согласием старика и отсутствием вмешательства со стороны его бытового окружения. Частичный раздел сокровищ при этом подразумевался как бы сам собой.
Но и это пока что было невозможно: и старик, и дочь имели прочные основания не соглашаться с подобными идеями — они думали не только о сокровищах, но и о сохранении жизни, и о будущем похищенного ребенка.
Если же старик умрет (а он был весьма стар — уже в 1842 году ему исполнилось 78 лет!), не раскрыв свой секрет, то все предприятие Иоганна Непомука заведомо проваливается. Если же он умрет, передав секрет дочери, то уже она становится лицом, гарантированно обеспечивающим сохранение собственной безопасности сбережением тайны клада, как и старик до того.
Торговаться же с ней оказалось бессмысленно — время это прояснило: для нее безопасность ее сына была превыше всего, а ее собственное упрямство становилось самодовлеющим фактором, и никакие обещания и честные слова ни собственного мужа, ни, тем более, его брата, ни в чем ее не убеждали.
До сокровищ Иоганну Непомуку было по-прежнему неблизко, а в перспективе он явно проигрывал.
Но вот тут-то и стало понятно в какой-то момент, что вся схема поведения, избранная Марией Анной и неуклонно осуществляемая в течении уже нескольких лет, имеет еще одно слабое звено — ее собственную безопасность в тот период, пока еще оставался жив ее отец.
По этому звену и был нанесен смертельный удар!
Мария Анна скончалась, как упоминалось, в Кляйнмоттене 7 января 1847 года.
Указанная причина смерти: «Истощение вследствие грудной водянки» [309] — типичный показатель невысокого уровня тогдашней деревенской медицины.
Тем не менее, сам очевидный факт какой-то экспертизы свидетельствует о том, что причина смерти могла вызвать у кого-то какие-то подозрения.
Столь неясная формулировка диагноза существенна, однако, тем, что в общем-то не противоречит симптоматике отравления мышьяком, но не внезапному (напоминающему, повторяем, холеру или дизентерию!), а постепенному отравлению малыми его дозами. В сочетании с другими препаратами, принимаемыми больными пациентами, это приводит к различным формам протекания смертельной болезни, но, в том числе, к ослаблению сердечной деятельности, одышке, отекам и прочим явлениям, которые в те темные времена вполне можно было обозвать грудной водянкой.
309
Там же, с. 46.
Нам придется еще неоднократно сталкиваться с эпизодами подобных же смертей в этом семействе. Да и версия о смерти Марии Анны вследствие отравления (притом — именно мышьяком) получит ниже косвенное, но, на наш взгляд, вполне убедительное подтверждение.
Возникает, поэтому, вопрос о том, кто же явился исполнителем этого преступления?
Увы, наиболее очевидный возможный ответ подразумевает, скорее всего, ее мужа, Георга Хидлера. Это согласуется с тем, что его брату понадобилось более четырех лет на то, чтобы склонить Георга к убийству любимой им жены, которая, не исключено, все эти годы со своей стороны доставала своего явно не безвинного мужа! Тогда получается, что деревенский Отелло доиграл-таки свою трагическую роль до самого конца!
Однако, более вероятным представляется совсем иной вариант: Георга все-таки не удалось подвигнуть на такое убийство, но зато Иоганн Непомук за эти медленно протекавшие напряженные годы сумел-таки отыскать кого-то в ближайшем окружении Марии Анны, кто польстился на роль наемного убийцы. Нам самим вычислить такого фигуранта невозможно, но отметим пока что этот момент, к которому нам предстоит возвращаться.
Зато совершенно очевидно, какие именно выгоды достиг этой операцией сам Иоганн Непомук: он устранил главное препятствие для решения дела путем переговоров и осуществил ярчайшую демонстрацию собственной решимости и жестокости перед лицом оставшихся в живых!