Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера
Шрифт:
К тому же и наличие немалых припасенных средств вовсе не следовало рекламировать даже в ближайшем окружении, состоявшем, повторяем, не из одних овечек и барашков — на семейные сокровища Шикльгруберов имелись и иные претенденты среди этих последних. Но все или почти все предназначалось теперь маленькому принцу!
Тут же, уже только в 1837 или даже в 1838 году, Мария Анна по-видимому в первый раз узнала, что не является вовсе неимущей. Оставшиеся ей от матери в 1821 году 74 гульдена теперь более чем удвоились за счет процентных
301
В. Мазер. Указ. сочин., с. 47.
Это, кстати, могло прикрывать и материальную помощь, регулярно получаемую ею от ее отца — и нелепо, и безнадежно было бы кому бы то ни было ловить Марию Анну на копейках несоответствия ее доходов и расходов при таких обстоятельствах.
Трагедия характеров и ситуаций, происшедшая в 1837 году, могла бы так и остаться чисто семейным курьезом и не иметь никаких дальнейших последствий, если бы ее участники полностью успокоились на достигнутом и не старались бы переиграть сложившиеся обстоятельства — их дальнейшие жизненные сюжеты вовсе не обещали экстравагантного развития.
Если бы Алоиз Шикльгрубер начинал свою жизнь вполне нормальным обеспеченным деревенским парнем, перешедшим позднее (самолично или в лице своих потомков) к более цивилизованному существованию, подобно иным его родственникам, упомянутым Мазером, то это едва ли могло создать особое напряжение и для него, и для его потомков, да и для остального человечества. Даже такая принципиальная проблема, приобретшая в последующем столетии столь скандальную знаменитость, как то, кто же был истинным отцом Алоиза Шикльгрубера, не имела бы никакого общественного звучания, а собственному сыну его мать разъяснила бы что-нибудь вполне удовлетворительное (правду или ложь) по этому поводу.
Но так не произошло и произойти не могло: главные участники конфликта 1837 года не успокоились и успокоиться не могли.
Прошли годы — и внешняя сторона последующих событий приобрела как бы очевидные, но на самом деле, как увидим, весьма неясные очертания: Георг Хидлер, похоже, одумался (старая любовь, повторяем, не ржавеет!), он и Мария Анна помирились, и они обвенчались 10 мая 1842 года.
Здесь, однако, сразу возникают и иные трактовки происшедшего.
Коль скоро Мазер и другие историки настаивают на том, что именно Иоганн Непомук инициировал женитьбу своего брата на Марии Анне (Мазер и считает это доказательством особой личной заинтересованности Иоганна Непомука, объясняющейся тем, что тот якобы сам был отцом ребенка, но не имел возможности жениться на его матери), то, вероятно, свидетельства об этом действительно сохранились в семейных преданиях, так или иначе дошедших до историков середины ХХ века. Но вот только с мотивацией дело, по-видимому, обстояло несколько по-иному.
Хотя первое же нестандартное событие, последовавшее вслед за этой свадьбой (или даже — непосредственно сопровождавшее ее по времени), целиком, казалось бы, соответствует этой версии: маленький Алоиз, которому менее чем через месяц после замужества матери исполнилось пять лет, был отправлен на воспитание в дом Иоганна Непомука — из Кляйнмоттена в Шпиталь.
Если бы это было временным, промежуточным решением, то затем четко обнаружились бы иные дальнейшие планы заинтересованных сторон. Но решение это оказалось окончательным — Алоиз никогда уже больше не вернулся в дом своей матери. И это тоже обнаруживает истинные планы сторон, проявившиеся именно данной ситуацией.
Покажем, что в момент регистрации свадьбы, в мае 1842 года, стороны могли иметь очень различные и запутанные мотивы для своего поведения.
Взрыв страстей, несомненно сопутствовавший разрыву Марии Анны с Георгом накануне рождения ее сына, лишил, кроме всего прочего, и Георга, и Иоганна Непомука всяческих надежд на сокровища Шикльгруберов, о которых они, возможно, знали даже больше, чем сама Мария Анна в момент своего возвращения.
Георга, очевидно, это поначалу не сильно озаботило — полученное оскорбление казалось весомее!
Но вот Иоганн Непомук смириться с этим не захотел. А вероятнее всего, для него это и не являлось неудачей, а было только естественным, хотя и не оптимальным промежуточным ходом в долгой и упорной игре, на которую он решился. Ему понадобилось затем целых пять лет на то, чтобы сначала помириться со старшим братом, а потом и уговорить его возобновить вопрос о женитьбе на Марии Анне.
До братьев, к тому же, должны были доходить и вести о несостоявшейся родственнице, из которых, с одной стороны, следовало, что она по-прежнему незамужем, а с другой — что она не очень-то и нуждается в средствах. Для заинтересованных и внимательных наблюдателей это должно было усиливать впечатление о наличии спрятанных семейных сокровищ.
Потом, возможно, понадобилось уговаривать и ее — забыть обиды и простить прежнего возлюбленного. А вот удалось ли это или она только сделала вид, что ее уговорили — это остается неясным в силу того, что мы обсудим чуть ниже.
Теперь зададимся таким интересным вопросом: а в чем должен был убеждать Иоганн Непомук своего старшего брата, стараясь наладить с ним лояльные отношения в период между 1837 и 1842 годом?
В том ли, что маленький Алоиз фактически является сыном Георга, или, наоборот, что Алоиз является сыном Иоганна Непомука?
Как на самом деле обстояло дело — этого мы, повторяем, не знаем, да и Георг не знал!
Представляется, что первый вариант был совершенно не в личных интересах Иоганна Непомука: брат, уверовавший в то, что его возлюбленная ему не изменяла и что ребенок является его собственным сыном, получал великолепную перспективу обзавестись одновременно женой, сыном и семейными сокровищами в придачу! Вот это-то последнее никак не могло устраивать Иоганна Непомука, судя по всему последующему!
Последний, наоборот, должен был бы поначалу покаяться и повиниться перед братом в совершенном грехе, свалить всю вину на женщину (стандартное поведение подонков, соблазнивших жену или подругу друга или родственника, но заинтересованных в сохранении хороших отношений с последним), а уже затем, восстановив таким образом братские взаимоотношения, уговорить брата отомстить неверной женщине тем жестоким и изощренным способом, какой и был применен, хотя при этом все-таки неясно, насколько Георг оказался полностью посвящен в детали замысла брата.