Происхождение истины
Шрифт:
"Я тоже не хочу, чтобы ты им заразился!", выпалила она, пустившись в слезы и в сдавленные рыдания. "Я не хочу, чтобы ты и мама заразились им!"
Дуг чувствовал, что выходит из себя, и возненавидел себя за это. Она же напугана, она видела по ТВ умирающих людей. В ее возрасте самое страшное, что видел он, был раздавленный кот на обочине дороги. Он принес туда цветы и прикрепил к фонарному столбу. Кот исчез на следующий день. Его детский разум смотрел на смерть, как на временное состояние. Люси-Энн повернулась всем телом на сидении и обняла Гемму, успокаивая
Он припомнил картинки из Рима, переданные за несколько минут перед тем, как камеры были затоплены, раздроблены и разъяты на свои компоненты и далее на атомы тучами нанос: громадное облако, смутно нависающее вдали, первобытный суп из всех вещей: органических, металлических, пластиковых, исторических, из камней, воздуха и воды. Нанос захватывали все, раздробляя все и распространяясь вширь белым шумом реальности.
О, боже мой, выдохнула Люси-Энн, сжимая его руку и расплескивая кровавые слезы красного вина из своего бокала. Они с этим, конечно, что-нибудь сделают?
Они? Ну, ученые... Но она замолчала, когда картинка перепрыгнула дальше на север, показав весь горизонт как неразличимое серое пятно, где перемешались земля и вода. Армагеддон передвигался с ветром, нанос плыли в воздухе и ползли в толще самой земли, так было сказано.
"Дуг, ей действительно надо пописать."
Он взглянул в зеркальце и увидел, что жена качает Гемму в объятиях. Загудел сигнал, завизжали шины, он взглянул вперед и нажил на тормоз, как раз в тот момент, когда донесся зловещий хруст металла и стекла от столкновения. Несчастье произошло в нескольких машинах впереди в медленном ряду. Какой-то Мондео въехал под хвост большого грузовика. Грузовик продолжал двигаться. Даже когда из-под капота Мондео вырвалось ужасное пламя и водитель дергал ручку, пытаясь открыть смятую дверцу, грузовик продолжал двигаться. Его водитель понимал, что остановиться в буквальном смысле означает умереть.
"О, боже", прошептала Люси-Энн, и Дуг поставил ногу на газ. По крайней мере хоть что-то изменилось - любопытствующие уже сменили свои приоритеты и теперь предпочитали покинуть сцену как можно быстрее. Может, боялись пожара, но более вероятной причиной был жаркий стыд.
"Можешь делать свои дела на пол сзади", сказал Дуг. "Слышишь меня, милая?"
"Я не могу на пол", с отвращением сказала Гемма. "Это чудовищно."
"Делай, как говорит папа, если действительно невтерпеж. Если нет, то потерпи, сможешь выйти, когда мы остановимся."
"А когда мы остановимся?", спросил Дуг и пожелал этого не говорить. Он видел, что Люси-Энн смотрит на него, но продолжал двигаться вперед.
"Не знаю. Каков наш план? Есть ли он, вообще, или мы просто бежим из дома, как... как крысы с корабля?.."
"Ну, не надо! План такой же мой, как и твой. Когда сообщили о первом случае в Париже..."
"Извини, Дуг", быстро произнесла она, и сжала его ногу. Правда, ему это нравилось, всегда нравилось. Прикосновение может заменить тонны слов.
В хвосте Гемма пробралась меж сидений. Вскоре кабину заполнил кислый запах мочи.
Дугу хотелось закрыть глаза, расплакаться освежающими слезами. Горячий узел завязался в животе: страх за семью, любовь к дочери, безнадежное смущение перед тем, что вынуждает ее делать.
"Моча иногда применяется для лечения некоторых симптомов ожогов от медуз", вдруг сказала Гемма, "особенно в тропиках. Иногда невозможно достаточно быстро найти обычные лекарства, поэтому мочатся на жертву."
Он взглянул через плечо на дочь, стиснутую между сидениями, с трусиками на коленях. Какое странное высказывание...
Она взглянула в ответ широко открытыми глазами.
Он посмотрел на Люси-Энн, которая, казалось, не расслышала, но решил промолчать. В молодых глазах Геммы было что-то неуютное - чувство потерянности в день, наполненный ужасом - и он решил, что не станет пугать ее еще больше.
Часом позже они свернули с шоссе. Дуг поехал на север и Люси-Энн не стала возражать. Молчаливое согласие расстроило его больше, чем он представлял.
***
Через полчаса после оставления шоссе М4, траффик значительно поредел. Люди оставляли столицу, но для большинства совсем нелегко было бросить шоссе, словно главная дорога могла привести их куда-то в более безопасное место.
Был почти полдень.
Дуг включил радио и пробежался по каналам. Бездумный поп, классические старые мелодии, примыкающие впритык друг к другу без комментариев диск-жокея, репортаж о футболе, в котором он узнал матч, сыгранный год назад. Подобие нормальности, однако прошитое скрытой ужасной истиной: что дела идут худо и могут больше никогда не улучшиться. Он вставил в плейер кассету и группа REM немного успокоила его.
Люси-Энн бесцельно крутила большими пальцами изредка поглядывая в окно. Дуг время от времени трогал ее ногу, чтобы успокоить ее и успокоиться сам. Ему хотелось, чтобы и она делала то же самое, но из них двоих он всегда был более тактильным, тем, кто нуждался в прикосновении, как и в улыбке, чтобы чувствовать себя хорошо. Иногда он смотрел на нее, желая сделать большее, но понимая, что ничего другого он сделать уже не сможет. Она так же хорошо, как и он, понимала, что они не убегут, что они едва только отдаляют неизбежный конец.
Он подумал о смерти и попытался направить мысли куда-нибудь в другое место. "Ты окей, милая?"
Гемма прошептала, что да, она окей, но глаз не подняла.
"Так куда же мы направляемся?", сказала Люси-Энн, обращаясь к свои рукам.
Дуг некоторое время молчал. Недавний указатель смотрел в сторону Бирмингема и Ковентри, однако направление их поездки диктовалось столько же случаем, сколь и сознательным выбором. "На север", сказал он, потому что самой лучшей идеей было просто напросто прочь от Франции.