Происхождение украинского сепаратизма
Шрифт:
Дворянское звание закрепляли сначала за чинами войскового уряда, что было довольно просто, тем более что большинству этих тузов шляхетство давно было пожаловано либо польскими королями, либо царями московскими. Сравнительно легко справились с полковой аристократией, приравняв полковников к бригадирам, полковых есаулов, хорунжих и писарей — к ротмистрам, сотников — к поручикам и т. д. Но оставалось много званий, которых табель о рангах не предвидела и не вмещала. С ними были вечные недоразумения, усугубленные деятельностью малороссийских депутатских дворянских собраний. Призванные разбирать права своей страждущей братии, они, по словам А. Я. Ефименко, «завели чуть-что не открытую торговлю дворянскими правами и дипломами» {106}.
Все это способствовало недовольству и популярности того «учения», согласно
Оказалось, что Скоропадские, например, происходят от некоего «референдария над тогобочной Украиной», Рославцы — от польских магнатов Ходкевичей, Карновичи — от венгерских дворян, Кочубеи — от татарского мурзы, Афендики — от молдавского бурколаба {107}, Капнисты — от мифического венецианского графа Капнисси, жившего на острове Занте {108}. Появились самые фантастические гербы. Весь Бердичев трудился над изготовлением бумаг и грамот для потомков сечевых молодцов. Поддельность их гербов и генеалогий была настолько общеизвестна, что появились сатирические поэмы вроде «Доказательства Хама Данилея Куксы потомственны».
«Да вже ж наши дворяне гербы посилають, А що я був дворянин, то то й не знають»*.Этот дворянин, еще недавно косивший, молотивший, жавший и лишь в последнее время «трохи як розживсь» — сочинил себе тоже герб:
«Он у мене герб який — в деревяним цвити Що ни в кого не було в остерськом повити: Лопата написана держалом у гору, (Побачивши, скаже всяк, що воно без спору), У середыни грабли, выла и сокира, Якими було роблю, хоть якая сквира…»*|139:В таком же духе написано прошение пана депутата Плещинского, который просит его уволить от обязанностей выборной своей службы по той причине, что он «посвятил всю свою жизнь шинковому промыслу» [108] *.
Когда до Герольдии дошли сведения о злоупотреблениях на почве «посилания» гербов, она стала придирчивой и затруднила доступ в дворянство тем, кто еще не успел попасть туда. Особенные строгости начались с 1790 года.
В этот трудный для известной части малороссийского шляхетства период, когда оно втайне раздражено было против имперского правительства, возник рецидив казачьих настроений, вылившийся в сочинении фантастической «Истории русов».
108
Забавная родословная // Киевская старина. 1882. № 1. С. 224 ; Сатира на дворянских депутатов // Там же. 1888. № 1—3. С. 27. (II.)
Все, чем казачество оправдывало свои измены и «замятни», свою ненависть к Москве, оказалось собранным здесь в назидание потомству. И мы знаем, что «потомство» возвело эту запорожскую политическую мудрость в символ веры. Стоит разговориться с любым самостийником, как сразу обнаруживается, что багаж его «национальной» идеологии состоит из басен «Истории русов», из возмущений «проклятой» Екатериной II, которая «зачипала крюками за ребра и вишала на шибеници наших украинських казакив». Казачья идеология сделана национальной украинской идеологией. В противоположность европейским и американским сепаратизмам, развивавшимся чаще всего под знаком религиозных и расовых отличий либо социально-экономических противоречий, украинский не может основываться ни на одном из этих принципов. Казачество подсказало ему аргумент от истории, сочинив самостийническую схему украинского прошлого, построенного сплошь на лжи, подделках, на противоречиях с фактами и документами. И это объявлено ныне «шедевром украинской историографии».|140:
«Возрождение»
Для первой половины XIX века констатировано полное затухание казачьего автономизма, что вполне понятно, если принять во внимание исчезновение самого казачества. Помимо горсти фрондеров типа Полетики, державшихся трусливо и ворчавших ничуть не грознее членов московского Аглицкого клуба, никакого политического национализма на Украине в то время не существовало. По словам Грушевского, уже со времен Петра Великого началось стирание граней в культурном облике малорусов и великорусов. Образованные украинские силы, особенно духовенство, широко были привлечены к строительству Российской империи. «Великорусский язык входит в широкое употребление не только в сношениях с российскими властями, но влияет и на язык внутреннего украинского делопроизводства, входит и в частную жизнь и в литературу Украины» [109] *.
109
Грушевский М. Иллюстрированная история Украины. С. 430.
Этот «великорусский» язык был, разумеется, тем общероссийским языком, в выработке которого малорусы приняли одинаковое, если не большее участие вместе с великорусами. Именуя его великорусским, Грушевский делает вид, будто он, как нечто чуждое, принесен извне государственным порядком, хотя ни фактов насильственного его внедрения не приводит, ни открытого утверждения в этом смысле не позволяет себе. «По мере того,— говорит он,— как культурная жизнь обновленной России понемногу растет, с середины XVIII века великорусский язык и культура|141: овладевают все сильнее и глубже украинским обществом. Украинцы пишут по-великорусски, принимают участие в великорусской литературе, и много их становится даже в первые ряды нового великорусского литературного движения, занимают в нем выдающееся и почетное положение…» {109}
Процесс слияния малороссийского шляхетства с великорусским шел так быстро, что окончательное упразднение гетманства при Екатерине не вызвало никакого сожаления. Все прочие перемены встречены столь же легко, даже с сочувствием. Если небольшая кучка продолжала твердить о прежних «правах», то очень скоро «желание к чинам, а особливо к жалованию» взяло верх над «умоначертаниями старых времен». Как только разрешился в благоприятную сторону вопрос о проверке дворянского звания, южнорусское шляхетство окончательно сливается с северным и становится фактором общероссийской жизни. Забвение недавнего автономистского прошлого было так велико, что, по словам того же Грушевского, «созидание национальной жизни» пришлось начинать «заново на пустом месте» [110] *.
110
Там же. С. 431.
Все, что подходило под понятие национальной жизни на Украине в первой половине XIX столетия, представлено было любителями народной поэзии и собирателями фольклора, добрая половина которых состояла из «кацапов», вроде Вадима Пассека, И. И. Срезневского, А. Павловского. Даже Н. И. Костомаров до двадцатилетнего возраста не знал, великорус он или малорус.
Что же до природных украинцев — М. А. Максимовича, А. Л. Метлинского {110}, И. П. Котляревского, Е. П. Гребенки, то они не только не противопоставляли украинизма руссизму, но всячески подчеркивали свою общероссийскую природу, нисколько не мешавшую им быть украинцами. «Вам скажу, что я сам не знаю, какая у меня душа, хохлацкая или русская. Знаю только то, что никак бы не дал преимущества ни малороссиянину перед русским, ни русскому перед малороссиянином. Обе природы щедро одарены Богом и, как нарочно, каждая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой…» {111}|142: