Происхождение украинского сепаратизма
Шрифт:
Таким путем удалось объявить недостойной, не выражающей украинского духа, литературу не одного только киевского, но также и литовско-русского и польско-литовского периодов и, наконец,— литературу XVII—XVIII веков. Оказалось, что 900 лет письменность южнорусская шла ложным путем и только с появлением И. Котляревского вступила на истинную дорогу.
Но все же она не объявлена чужим достоянием; О. Огоновский сохраняет за Украиной все права на нее и, когда доходит до ее подробного разбора, проявляет исключительную придирчивость в смысле отнесения того или иного произведения к украинской литературе. Он, сколько нам известно, первый применил тот оригинальный метод для составления портфеля украинской письменности, который поразил даже его благожелателей, вроде Пыпина [196] . Он попросту начал механически перебирать произведения древней словесности и изымать оттуда все «украинское». Критерием служил преимущественно географический признак: где написано произведение? Остромирово Евангелие, предназначавшееся для новгородского посадника, отнесено к памятникам украинским
196
Пыпин А. Особая история русской литературы // Вестник Европы 1890. Т. 5. Сентябрь. С. 241—274.
Огоновского нисколько не смущало ни то обстоятельство, что «Слово о полку Игореве» сохранилось в псковском списке XIV века, ни то, что «Повесть временных лет» дошла до нас в суздальской редакции (Лаврентьевская летопись), ни происхождение «Патерика Печерского», возникшего из переписки между суздальским и киевским иноками, следовательно, могущего рассматриваться как порождение обеих частей Руси.
Проделав хирургическую операцию по отделению украинской части от москальской, Огоновский принимается за прямо противоположное дело, как только доходит до XIX века с его чисто уже «народной» литературой. Тут его задача не менее тонка и ответственна. Надо было показать, что галицкая и украинская литературы, возникшие и развившиеся независимо одна от другой,— не две, а одна. И опять, как в первом случае, выступает механический метод, на этот раз не разделения, а складывания.
Собрав в кучу всех украинских и галицких писателей, Огоновский располагает их в хронологическом порядке, так что после какого-нибудь Шашкевича и Устиновича идут Метлинский, Шевченко, Афанасьев-Чужбинский, а потом опять Гушалевич, Климкович и т. д.
Историко-литературный метод Огоновского имел большой успех и перенесен был на изучение всех других отраслей украинской культуры. Начались поиски сколько-нибудь выдающихся живописцев, граверов, музыкантов среди поляков, немцев или русских малороссийского происхождения. Всех их, даже тех, что родились и выросли в Вене, Кракове или Москве, заносили в реестр деятелей украинской культуры. Делалось это на том основании, что, как недавно выразилась одна самостийническая газета в|255: Канаде,— «други народи видбили, видперли, перекуплювали, перемовляли, а то по их смерти крали украинських великих людей для збагачення своей культури». Теперь этих «видбитых» и «видпертых» стали возвращать в украинское лоно. У русских довольно успешно отобрали Левицкого, Боровиковского, Бортнянского, Богдановича, Гнедича, и существует опасность, что отберут Гоголя.
Таким же образом возникли украинская математика, физика, естествознание. Ставши во главе Наукового товариства им. Шевченко и реорганизовав его с 1898 г. по образцу академии, Грушевский поставил задачей создать украинскую науку. Через несколько лет он заявил на весь мир, что она создана. Товариство разыскало труды, написанные в разное время по-польски, по-русски, по-немецки людьми, у которых предполагали украинское или галицийское происхождение; все это переведено было на украинский язык, напечатано в «Записках» Товариства и объявлено украинским национальным достоянием. Одновременно с этим Товариство поощряло всевозможные измерения черепов с целью открытия антропологического «типа украинца».
Появилась, наконец, «Краткая география Украины» — труд львовского профессора С. Рудницкого [197] , благодаря которому мир познакомился с землями и водами соборной Украины. Книга произвела фурор очертаниями границ нового государства. Оказалось, что оно обширнее всех европейских стран, за исключением разве России; в нее вошли, кроме русской Украины, Галиции, Карпатской Руси и Буковины, также Крым, Кубань, часть Кавказа. Черное и Азовское моря объявлены «украинскими», и такое же название распространено на добрый кусок западного побережья Каспия. На иллюстрациях, изображающих «украинские» пейзажи, можно видеть Аю-Даг, Ай-Петри в Крыму, Военно-Грузинскую дорогу и Эльбрус на Кавказе. Автору удалось установить даже отличительные особенности украинского климата, независимого и самостоятельного. Судя по тому, что редактором книги был сам Грушевский, она шла в русле проводимой им политики создания украинской науки.|256:
197
Рудницький С. Коротка ґеоґрафія України. [Т. 1.] К., 1910.
Большая забота проявлена в создании и закреплении национальной терминологии. Земли соборной Украины дотоле именовались то Русью, то Малороссией, то Украиной. Были еще Новороссия, Буковина, Карпатская Русь, Холмщина. Все это надлежало унифицировать и подвести под одно имя. Раньше из этого не делали большой политики, и все перечисленные термины были в ходу. Но примерно с 1900 года термины «Русь» и «Малороссия» подверглись явному гонению; их еще трудно было вытравить окончательно, но все усилия направляются на то, чтобы заменить их «Украиной». Выпустив первый том «Истории Украины-Руси», Грушевский вынужден был сохранять это название и для последующих томов, но во всех новых работах имя Руси опускалось и фигурировала одна «Украина».
Изменили календарную терминологию. Римские названия месяцев «январь», «февраль» и т. д., которые сейчас употребляет весь культурный мир, пришли в Киев вместе с христианством. В продолжение 900 лет их употребляла киевская, литовско-русская, московская и петербургская письменность. Они вошли в быт всего православного востока Европы. Самостийникам понадобилось заменить их доморощенными «грудень», «серпень», «жовтень», отдалив себя на этот раз не только от России, но и от Европы.
То, что в 80-х годах сделано Огоновским в области литературоведения,— то позднее, в начале XX века, выполнено выполнено в историографии Грушевским, подарившим современному самостийничеству схему истории Украины.
Излагать ее здесь сколько-нибудь подробно мы не можем; она достаточно широко известна. Скажем только, что если ее охватить общим взглядом, то получим приблизительно схему «Истории русов», развернутую в виде большого исторического полотна, приобретшую вид современного научного труда, отмеченную знаком эрудиции, смелого привлечения первоисточников, но преследующего все ту же цель — под легенды подвести научный фундамент.
У Грушевского не было, подобно Костомарову, заблуждений относительно «Летописи Конисского». Поддельный и злонамеренный ее характер выяснен был к тому времени в полной мере, но у него мы видим ту же изначальную|257: обособленность Малороссии от прочих русских земель — не только территориальную, но этнографическую. Уже среди племен, упомянутых Геродотом в VI веке до нашей эры, он готов отличать волынян от черниговцев. Никто до сих пор не решался говорить об украинцах, белорусах и великороссах в эпоху так называемого расселения славян, все считали эти деления позднейшими, возникшими через тысячу лет после «расселения», но Грушевский всех славян, живших по Днестру, по Днепру и дальше на восток до Азовского моря, прозванных антами,— именует «украинцами». Надо сказать, что такая смелость появилась у него не сразу. Еще в 1906 году он признавался: «Конечно, в IX—X веках не существовало украинской народности в ее вполне сформировавшемся виде, как не существовало и в XII—XIV вв. великорусской или украинской народности в том виде, как мы ее теперь себе представляем» [198] *. Но уже в 1913 г. в «Иллюстрированной истории Украины» он широко пользуется терминами «Украина» и «украинский» для самых отдаленных эпох. Киевское государство X—XIII вв. для него, конечно, государство украинское. В полном согласии со схемой «Истории русов» и учением Духинского, он резко отделяет и киевские земли, и сидящий на них «украинский» народ от северной и северо-восточной Руси. Хотя власть киевских князей распространялась на теперешние белорусские и великорусские земли, говорившие и писавшие одним языком, исповедовавшие одну общую с киевлянами религию, а следовательно подверженные и общему культурному влиянию, он не относит их к Киевскому государству, а рассматривает скорее как колонии этого государства. Он решительно ополчается против рассказа Начальной летописи {241} о призвании князей и о перенесении княжеской резиденции из Новгорода в Киев. Все это объявляется выдумкой. И Аскольд, и Дир, и Олег были природными киевскими князьями, а легенда о зарождении государственности на новгородском севере — позднейшая вставка в летопись.
198
Грушевский М. Очерк истории украинского народа. Изд. 2-е, дополненное. СПб., 1906. С. V.
Непрестанно подчеркивается более низкая в сравнении с Киевом культура северных и северо-восточных земель, но объясняется это не провинциальным их положением в отношении|258: Киева, а какими-то гораздо большими отличиями. Из всей суммы высказываний видно, что эти отличия расовые. В полном согласии с точкой зрения Духинского, будущие великорусские области считались заселенными не славянами, а только славянизированными инородцами, главным образом финно-угорскими племенами — низшими в расовом отношении. Ни циклопических сдвигов в судьбах народов под влиянием нашествий, вроде гуннского или татарского, ни перемены имен, ни смешения кровей и культур, ни переселений естественных и насильственных, ни культурной эволюции, ни новых этнических образований не существует для него. Украинская нация прошла через все бури и потопы, не замочив ног, сохранив свою расовую девственность чуть не от каменного века. Как известно, татарское нашествие было особенно опустошительным для русского юга. Плано Карпини, лет через пять проезжавший по территории теперешней Украины, живой души там не видел, одни кости. Грушевский посвятил обширный том, около 600 страниц, в доказательство неправильности версии о запустении Украины при Батые. Историческая наука невысоко ценит это исследование, но в данном случае интересует не его правота или неправота, а породившая его тенденция, продиктованная сепаратистскими схемами и теориями. Грушевский не может считаться их творцом, они создались до него в казачьей Украине и в пораздельной Польше.
Потратив столько усилий, чтобы объявить Киевское государство украинским, Грушевский оставляет его ничем почти не связанным с последующей историей Украины. В этом смысле он уступает даже «Истории русов». Там хоть литовско-русская знать и уряд выводятся из киевских времен, даже гетманы казацкие и старшина связываются генеалогически с древней аристократией. У Грушевского нет и этого. Он не приемлет версии шляхетского происхождения казачества, оно у него — мужицкая сила; он взял в этом вопросе сторону Костомарова и Драгоманова.