Происхождение видов
Шрифт:
– Духовные практики?
– Тора в задумчивости приподняла кисть руки, словно нащупывая в воздухе ответ. Насколько я знаю, этот термин…
– Этот термин раньше означал все, что угодно, но в том значении, который придается ему сейчас, он означает любой вид деятельности, целью которой является более частое, интенсивное, глубокое, пронзительное испытывание озаренных восприятий – нежности, радости, предвосхищения, чувства красоты, чувства тайны, устремленности…
– Ты хочешь зачесть всю таблицу озаренных восприятий?
– энергичный и твердый голос Арчи, так разительно контрастирующий с ее нежным выражением лица, резко вмешался в рассказ. – Брайс, я хочу, чтобы Тора максимально быстро вошла в курс дела, предлагаю касаться лишь самого существенного, остальное Тора наверстает сама, она вполне активная девочка. Давай ближе к делу, поменьше предисловий. – Арчи энергично мотнула головой и вопросительно взглянула на Тору.
– Согласен. – Менгес редко говорил, намного реже остальных, бывали дни, когда он и вовсе не произносил ни звука, но слова его часто были наполнены захватывающей
Стороннему наблюдателю, не посвященному в суть происходящего в группе, могло бы порой показаться, что Менгес несколько не к месту в этой компании увлеченных своим делом людей – не так быстро передвигается, не так радостно и по-зверячьи плещется в горном ручье, слишком молчалив и задумчив, не рассказывает взахлеб о том – что ему довелось пережить в сегодняшних исследованиях, редко высылает сообщения в «Ресурсы Конкретных Историков», и не слишком активно принимает участие в шлифовке этих сообщений, чтобы те приняли вид законченного и безупречно ясного фрагмента. Лишь когда все члены группы в течение долгих часов выполняли совместную настройку и фиксировали осознания в мирах, далеких от мира обыденного бодрствования, или когда они выполняли совместные тренировочные упражнения, то в такие моменты различия в темпераменте стирались, и чувство восторженной и активной серьезности освещало лицо каждого в равной степени.
Так могло продолжаться несколько дней или даже неделю. Затем в какой-то момент Менгес формулировал вопросы, которые с высокой вероятностью могут стать точкой прорыва – это могло случиться в любой момент – он мог чистить зубы или загорать на кусачем гималайском солнышке, лизать грудки Риане, ерзающей попкой на его члене, или изучать последние новости смежных или совсем далеких наук. Безо всякого перехода Менгес вдруг замирал и громко произносил: я готов сформулировать. В этот момент он мгновенно превращался в подростка, любопытного, ерзающего попой от нетерпения - поскорее всем все рассказать, прямо сейчас, немедленно. Группа ждала этого момента с огромным предвкушением – в постановке проблемных вопросов, служивших ростками точек прорыва, Менгес был неподражаем и незаменим. Он обладал удивительным талантом сводить воедино явления, казалось бы, несвязанные между собой, замечать в них то, что, будучи рассмотренным изолированно, не порождало предвкушения, но, будучи сведенным вместе и показанным в определенном ракурсе, приводило к ярким вспышкам гипотез, интенсивных радостных желаний, проявлению неуемной жажды экспериментов. Как-то Брайс назвал Менгеса «Шерлоком Холмсом». Тора в тот же день нашла в библиотеке и прочла пару книг о Холмсе и не могла не согласиться с тем, что такая параллель в самом деле имеет основания.
Затем Менгес присматривался к усилиям партнеров, наблюдая их со стороны или оказывая поддержку на вторых ролях. Тут роль лидера мог взять на себя любой член группы или сразу несколько – это было опьяняющее действо совместного путешествия, переживаемое с предвосхищением и устремленностью такой интенсивности, что порой плавилась грудь, и всплески блаженства затапливали их тела, а пронзительное наслаждение в горле и центре лба становилось почти невыносимым, зажигалась грудь и сердце, оттуда потоки наслаждения растекались по рукам. Запястья и тыльная поверхность кисти, а потом и все предплечья, становились настолько чувственными, что никакой бурный секс не мог сравниться с самым легким и невинным прикосновением к ним. Конечно, такие яркие переживания случались лишь время от времени, и прежде всего лишь тогда, когда к восприятиям удавалось еще примешивать и преданность, но каждый раз, когда это происходило, они получали бесценный опыт – бесценные секунды или даже минуты экстатических озаренных восприятий (ОзВ).
Если Менгес встрял в довольно обыденный разговор, значит тут дело нечисто – значит,
– В наших интересах, чтобы Тора как можно скорее стала полноправным…, - Менгес запнулся, - стала участником процесса. Она обладает, насколько мне известно, редкостной гибкостью, особым чутьем, позволяющим с успехом ориентироваться там, где сетка различающего сознания еще не наброшена на совокупность новых восприятий, не зафиксирована в новой позиции, а для нас это, сами понимаете, имеет ключевое значение, а порой и жизненно важное. – Он повернулся и в упор посмотрел на Тору. – Во всяком случае, так мне тебя отрекомендовал Бейс, а он не разбрасывается рекомендациями.
Тора молча смотрела на него, ее лицо не выражало ни довольства от похвального отзыва, ни смущения – открытый взгляд человека, которому нечего скрывать от самого себя. Взгляд человека, прошедшего серьезную стажировку у «коммандос».
– Но не думай, что тебе будет легко, – продолжал Менгес. – То, с чем мы работаем, это… нечто совершенно особенное… - он замолчал, подбирая слова. – Это не прогулка, это… Я думаю, тебе известно о проблеме возможного существования точки принципиального невозврата при пошаговой замене восприятий человеческой полосы. Вопрос, очень грубо говоря, выглядит так: если шаг за шагом заменять одно восприятие из всей совокупности восприятий под названием «человек», на другое восприятие, входящее в какую-либо другую совокупность или существующее отдельно от известных нам совокупностей, или попросту интегрировать его без замены, то начиная с некоторого момента твердость самоидентификации себя как «человека» критически ослабевает. Необходимо совершать циклическую процедуру самоидентификации, чтобы идти дальше, убедившись, что страхующая группа закрепилась на новых позициях. Порой выполняется более сложная, малоизученная и потенциально опасная процедура прогрессивного переноса самоидентификации – для этого необходимо твердо зафиксировать уверенность среди определенной группы восприятий исследуемого существа, и необходима группа поддержки, которая движется параллельно, отставая лишь на несколько шагов, и также зафиксирует подобную же уверенность и играет, таким образом, на эффекте контролируемой стадности… ну впрочем, этим занимаются в основном у «коммандос» и несущественно для нашего разговора. При циклической процедуре часть страхующих остается на своих позициях до конца эксперимента, а часть следует за тобой дальше, и отвечает за обеспечение возврата к тыловой группе. Так формируется страховочная цепочка, желательно с дублерами… а где ж взять столько людей… люди везде нужны, вот и нам тоже… поэтому отрезки увеличивают, количество страхующих уменьшают… в отчетах про это особенно не распространяются, чтобы работы не приостановили… мне это все известно, я не одобряю неоправданный риск, а Томас… увлекающийся человек, может быть слишком увлекающийся, чтобы быть руководителем группы… В группе Томаса Хельдстрёма вы последовательно, пошагово фиксировали новую позицию различающего сознания, делая следующий шаг не раньше, чем убеждались, что путь назад хорошо промаркирован, «протоптан», и в новой совокупности восприятий достаточно интенсивно проявлена «самостраховка» - желание по завершении опыта совершить этот путь в обратном направлении. Группа Нортона, как известно, пробовала решить проблему «в лоб» - сформировать устойчивый мотивационный комплекс, своего рода «верхнюю страховку», но… увлеклись, да, ну все мы знаем эту историю… головокружение от успехов… У Томаса ты занимала позицию лидера-проходчика, в группе поддержки были сильные ребята, кое кого я знаю еще по работе над…
– Менгес, я два года стажировалась у «коммандос», - перебила его Тора. – Хочу напомнить тебе, что ты сам не смог там осилить и года, а это значит… нет, дослушай меня, - Тора неожиданно мягко, но властно вытянула вперед руку, словно осаживая чуть выпрямившегося Менгеса.
Риана развернулась, перекинув одну ногу через скамейку, ее взгляд стал цепким, почти жестким.
– Да, Менгес, ты – такой сильный, такой умелый, проницательный, лидер группы и прочая и прочая – ты не смог там протянуть и года, и вытеснять это неблагоразумно, а если ты хоть чуть-чуть предпочитаешь не касаться этой темы, значит вытесняешь, значит ослабляешь себя, потому что самый сильный яд – это неискренность, а ослабляя себя, ты подвергаешь себя опасности, и не только себя, а всю группу. Если ты хочешь моего содействия, предлагаю привыкнуть к тому, что я – заноза в твоей попе. А еще лучше, если ты не просто привыкнешь к этому, а будешь культивировать преданность к человеку, который помогает тебе очищаться от яда неискренности.
Менгес сидел с совершенно непроницаемым выражением лица. Тора замолчала и пристально всмотрелась в него, ее губы чуть приоткрылись, влажные, слегка полноватые, чертовски эротичные, она чуть склонила голову вправо, потом влево, словно любопытная ворона разглядывает что-то блестящее. Видимо, ее устроило то, что она разглядела, - признаков отчуждения она не обнаружила, выражение лица Менгеса резонировало с упорством, симпатией. Так что Тора снова развернулась к столу и, жуя бутерброд, продолжила.
– Это значит, что со мной можно не играть в игры. Говори прямо, что ты запинаешься через каждое слово? Ты мне не соперник, я вижу тебя насквозь, так что ты все равно не сможешь скрыть того, что что-то скрываешь. Скрываешь – и ладно, я не настолько любопытна, но давай начистоту – ты можешь хотя бы обрисовать границы, за которые ты не хочешь меня пускать?
– Обрисовать… нет, ты увидишь сама. – Менгес принялся за завтрак с аппетитом льва, бродившего в саванне целый день в поисках добычи. Остальные тоже принялись активно поглощать вкусную и простую пищу, шум еды и короткие обрывки фраз, легкий смех – все это смягчило атмосферу, и стальные нотки исчезли из голоса Торы.