Происки любви
Шрифт:
По счастью, поцелуй продолжался не так уж долго. Молодой человек оторвался от Насти, отступил на пару шагов, прощально помахал ей рукой и направился к стоящему у тротуара, чуть впереди гординского «форда», блестящему, серебристому, последнего выпуска «мерседесу».
Он уселся в машину и, издав прощальный короткий гудок, умчался.
Оба – и Виктор, и Настя, – смотрели ему вслед, пока он не скрылся за поворотом. Затем они повернули головы, и их взгляды встретились.
Деваться теперь было некуда. Виктор пристыженно полез вон из машины.
– Папа! – удивилась Настя. –
– Да нет, только подъехал, – соврал он. – Минуты три.
– А чего ты домой не идёшь?
– Так, задумался чего-то… А кто это был?
Настя молчала.
– Давай-давай рассказывай! – настаивал Виктор. – Что это за птица такая на шестисотом «мерседесе»? С виду типичный новый русский.
– Он совсем не типичный, – с обидой в голосе возразила Настя. – Если хочешь знать, это Павел Ряжский.
– Банкир? – поразился Виктор.
Про Павла Ряжского он, конечно, слышал, причём довольно давно. Ряжский сделал молниеносную карьеру за последние два года и на сегодняшний день возглавлял одну из самых больших банковских структур в городе.
Настя молча кивнула.
– Сколько же ему лет? – с удивлением спросил он.
Знаменитый банкир показался ему совсем мальчиком.
– Двадцать семь, – не сразу ответила Настя.
– Он что, не женат?
На этот раз пауза оказалась длиннее. Виктор спокойно ждал.
– Женат, – наконец выдавила из себя девушка, – у него семья.
– Та-а-ак, – пробурчал он, с каждой секундой чувствуя себя всё более мерзко.
Пока он тут развлекался на полную катушку, занят был собственными переживаниями, он пропустил Настю. Неизвестно, как далеко всё это зашло. Бедная девочка!
– Как же вы познакомились? – стараясь не выдать тревоги, почти небрежно спросил он.
– В «Доллз», в ночном клубе. Мы там с подружкой были…
Виктор внезапно остро почувствовал, что на самом деле Насте очень хочется поделиться, излить душу… Ему стало ещё жальче девочку. Он обнял её за плечи, прижал к себе:
– Ладно, чего мы, собственно, здесь стоим, на улице. Пойдём домой, ты мне всё расскажешь.
И они зашли в подъезд.
Глава шестнадцатая
Жёны и любовницы
Темпераментная музыка, гремевшая в зрительном зале, неожиданно стихла, сменившись на что-то медленное, томительное, щекочущее нервы. Гордин зябко повёл плечами, быстро огляделся.
Лысоватый сосед слева, сильно похожий на актёра Джона Малковича, облизнул тонкие губы и, покосившись на Виктора, загадочно улыбнулся, а потом вдруг неожиданно вульгарно подмигнул ему. Гордина перекосило. Никак не отреагировав, он отвернулся к соседу справа.
Им оказался плотный человечек, практически лишённый шеи, но зато с большими усами, от которых пахло чем-то напоминающим индийские благовония. Человечек этот не обратил на Виктора ни малейшего внимания. Взгляд его чёрных глаз был неотрывно устремлён вперёд, на сцену, на покамест закрытый, но всё более волнительно колыхавшийся занавес.
Музыка зазвучала ещё тише, ещё мучительней, будто зависая в пространстве и готовясь к чему-то, и вдруг, снова резко ломая ритм, взорвалась каскадом бешеных звуков, перелившихся во что-то танговое и страстное. Занавес распахнулся, и в ослепительном, режущем глаза свете узкого луча, прыгнувшего на сцену, появилась женская фигура, стоявшая спиной к публике. Что-то в очертаниях этой фигуры показалось Гордину странно знакомым, близким, как трудно уловимое воспоминание детства.
Ощущение это усилилось ещё больше, когда женщина повернулась, начиная танец, и по залу прошелестел восторженный сластолюбивый шепоток. Что-то в повадке танцовщицы, в её притягивающих движениях было невероятно родное, но в то же время и отталкивающее, дистанция между ним, сидящим в темноте зала, и ею, выхваченной цепким лучом, казалась непреодолимой.
По спине внезапно пополз противный холодок. Он по-прежнему не мог поверить. Он всматривался в неё до боли в глазах и наконец, не выдержав, вскочил с места и побежал вперёд, к сцене, потом в ужасе резко остановился, всё ещё не веря…
Танцовщица вывернулась из обволакивающих её лёгких одежд и, оставшись полуобнажённой, начала неспешно расстёгивать бюстгальтер.
Гордин, оцепенев, неотрывно следил за нею. Ошибки быть не могло, это была она, его законная жена Люба…
Тысячи вопросов роились у него в голове. Как она попала сюда, как преодолела природную свою застенчивость, как решилась выставить себя напоказ перед десятками сладострастных мужиков, почему ничего не сказала ему, никак не предупредила?..
Впрочем, какое это всё имело значение, что он мог теперь сделать, разве в силах он был изменить, остановить это безумное раздевание, за которым с жадностью следили сотни глаз.
Люба переступила ногами в высоких прозрачных туфлях через сползшие на пол трусики и встала, совершенно нагая, посреди огромной пустой сцены, густой темнотой обступившей высвеченное лучом пространство. Ослеплённые этим лучом глаза её невидяще шарили по залу и вдруг остановились на нём.
Это было невероятно, невозможно, он стоял за полосой света, и она просто никак не могла его видеть, и тем не менее Люба пристально смотрела именно на него, это было совершенно очевидно.
Виктор хотел бежать, он просто не мог вынести этого настойчивого, призывного взгляда, но тут же обнаружил, что нет никакой возможности сдвинуться с места – ноги его словно намертво приросли к полу. В ту же секунду произошло нечто совершенно ужасное и непредсказуемое – Люба, по-прежнему неотрывно глядя на него, вдруг отступила чуть назад и широко улыбнулась.
– Какие красивые мужчины к нам нынче приходят! – почти беззвучно прошептала она, но Виктор услышал, вернее, угадал по губам, что она произносит, и от этого пришёл в состояние полного отчаяния.