Происшествие на тихой улице
Шрифт:
— Не так-то это просто, — мрачно заметил инспектор. — Придется хорошенько поработать.
Кончились спокойные дни на тихой улице. На первый взгляд, все осталось по-прежнему, все как будто бы шло своим порядком: улица была все так же безлюдна; как и прежде, по ней лениво расхаживали желтоглазые кошки, как и прежде, на крышах галдели нестройным хором воробьи, как и прежде, во дворах беспечно играли вихрастые и курносые ребятишки. По утрам женщины выбивали во дворах одеяла и половики, в полдень, неся под
И все-таки улица была настороже. У нее были свои глаза — невидимые, но всевидящие; они пристально всматривались в каждого прохожего, и ничто не могло укрыться от них. Впрочем, для них было неважно, молод или стар прохожий, высок он или низкоросл, с бородавкой на носу или же родинкой под ухом. Это не интересовало глаза. Их интересовало одно — ботинки. Пара светло-желтых ботинок, и больше ничего.
В первый день во дворик, откуда велось наблюдение, кроме двух дежурных пришло еще несколько мальчиков. Каждому казалось, что бандит в желтых ботинках появится обязательно тогда, когда на посту будет не он, а кто-нибудь другой. Да и удобнее так получалось. Один делает главное дело — внимательно оглядывает улицу в щель забора, другие — усевшись в тени, мирно переговариваются между собой, шепотом, словно боясь, что их может услышать бандит.
В первый день разговоры велись очень интересные и очень увлекательные. О чем только не говорили: об изобретениях, о прериях, о межпланетных кораблях, о далеких звездах. Даже не заметили, как пришло время сменяться. Но на второй день ребят собралось гораздо меньше, да и те, что пришли, не досидели до конца. По-видимому, дело это стало казаться им довольно скучным. Стоишь у забора и часами, напрягая зрение, всматриваешься в каждый ботинок, а бандита нет и нет. Да он и не придет — не дурак он идти именно туда, где его поджидают… Проходили главным образом знакомые люди, неизвестные появлялись очень редко, разные мелькали ботинки, но только не светло-желтые. Все шли своей дорогой, спеша и не останавливаясь, и не бросая по сторонам как бы высматривающих добычу взглядов. Да, дело оказалось скорее утомительным, чем интересным. И не удивительно, что в тот день после обеда пришли только дежурные Чочко и Янош, мальчик со светлыми, как солома, волосами, отец которого был фотографом. Разумеется, явился, как обычно, и Зарко, приходивший независимо от того, был он дежурным или нет и единодушно, без слов, признанный ребятами своим руководителем, отвечающим за все.
День выдался на редкость знойный и душный. Плиты тротуаров просто обжигали, над крышами висело дрожащее марево. Вести увлекательные разговоры было почти невозможно. В такую жару можно только купаться или читать какую-нибудь уж очень интересную книгу. Все остальное мучительно и тягостно. И трое дозорных молча сидели на толстом бревне, уныло глядя в выбеленное зноем небо.
— Эх, надо было взять что-нибудь почитать! — сказал со вздохом Чочко, оторвавшись на секунду от щели. — Только что-нибудь очень интересное…
— А какие книги тебе нравятся больше всего? — спросил машинально Зарко.
— Какие? — взглянул на него Чочко. — Обожди… да-а, таинственные…
— Таинственные? — бросил на него быстрый взгляд Зарко. — Это про духов разных? Да?
— Глупости! Про каких духов? Это, например, когда какая-нибудь тайна… скажем, начинают вдруг умирать люди…
— Значит, фантастические! — успокоился Зарко.
— Нет, фантастические — это другое…
— А знаете, какой фантастический роман я читал вчера? — произнес с необыкновенной живостью молчавший до сих пор Янош. — Ужас какой интересный! Если я вам только скажу, кто его написал, у вас глаза на лоб вылезут.
Оба с удивлением посмотрели на Яноша.
— Кто же его написал?
— А-а-а, это мне нельзя говорить… Он мне запретил…
— Кто тебе запретил? — не поверил своим ушам Зарко. — Сам писатель?
— Да, нет… не писатель, — смутился Янош. — Другой человек…
— Как же он может тебе запретить?
— Так… не велел просто…
— Тогда, значит, это запрещенная книга, — содрогнувшись, проговорил Зарко.
— Сказал тоже — запрещенная! — в свою очередь вздрогнув, возразил Янош. — Никакая не запрещенная…
— Тогда почему же ты не хочешь сказать ее заглавие?
Янош покраснел, чувствуя, что вконец запутался. Это еще больше разожгло любопытство ребят, и они засыпали его вопросами. Убедившись, что ему от них не отделаться, Янош признался наконец: роман написан не писателем. И к тому же он еще не напечатан. Но самое интересное то, что автор его — мальчик… И — хотят верят, хотят не верят, — он им хорошо знаком. Могут ли они поверить, что мальчик может написать интересный роман?
— Ни за что на свете! — решительно заявил Зарко. — Это не роман… а какая-нибудь глупость!
— Напротив, очень даже интересный! — вспыхнул Янош. — Я просто не мог от него оторваться…
— И про что там рассказывается? — спросил Чочко.
— Про великанов…
— Вот видишь! — мотнул головой Чочко. — Значит, это не роман, а сказка.
— Нет роман! Фантастический роман! Про одно изобретение… Допустим, ты самый обыкновенный человек, а вдруг начинаешь быстро расти… За одну неделю можешь на десять метров вырасти — есть бы только побольше давали…
Зарко презрительно посмотрел на своего товарища.
— Здорово! Как это он сумел выдумать? — произнес он иронически. — Как это ему пришло в голову?
Но Янош не понял насмешки.
— Правда, интересно? — спросил он, оживившись.
— Ужасно интересно! — сказал Зарко. — Только до него это уже выдумал другой…
Чочко разинул рот.
— Это правда?
— А как же. Ты читал «Пищу богов»? Герберта Уэльса? Значит, ничего он сам не сочинил, а просто списал оттуда…
— Ишь ты! Хитрец! — разозлился и Чочко. — Да так каждый может.
У Яноша сразу пропало настроение. Оба мальчика опять прижали его к стенке, допытываясь, как зовут «автора». А в сущности, стоит ли он того, чтобы болеть за него душой? — думал Янош. Ведь он обманул — с какой же стати щадить его? Наконец мальчик горько вздохнул и пробормотал:
— Филипп… Он написал…
— Филипп? — не поверил своим ушам Зарко.
— А может, он и не списал… — сказал Янош. — Может, просто совпадение…