Происшествие на тихой улице
Шрифт:
Он знал, что дома его ждет жена. Она всегда ждала, когда бы он ни возвращался. Ждала терпеливо, обычно с книгой в руках. Табаков не мог относиться к этому спокойно и всячески старался отучить ее от этого, но все его усилия были напрасными.
— Как ты не понимаешь, до чего это меня тревожит — говорил он ей не раз. — Когда я задерживаюсь и знаю, что ты меня ждешь, то начинаю нервничать, становлюсь рассеянным… А это отражается на моей работе.
— Не могу! — беспомощно отвечала жена. — Хочу и не могу!
— Но ты должна привыкнуть. Это не на год и не на два… На всю жизнь. Надо привыкать.
—
И вышло так, что не она привыкла, а он сам свыкся с тем, чтобы его ждали каждый вечер и при этом дрожали за его жизнь. Ведь он имел дело не со стариками-пенсионерами или благовоспитанными девицами. Он боролся с преступниками. Работа была тяжелой, напряженной и нередко очень опасной. Иногда он даже радовался, что дома его ждет жена. Это говорило о том, что сердце ее не увяло и она любит его по-прежнему пламенно и нежно.
— Что новенького? — спросил он, закрывая за собой дверь.
— Димчо что-то нездоров, — ответила жена.
Табаков тотчас пошел взглянуть на него. Мальчик спал, но щеки его были розовы. Он потрогал лоб — не особенно горячий.
— Температуру мерила?
— Нет, Димчо разбил градусник.
— Завтра купишь новый. Если будет температура, то сейчас же вызовешь врача.
Когда жена принесла ему ужин, он протянул ей найденную на месте происшествия перламутровую пуговицу.
— Что скажешь? — спросил он с любопытством.
Жена взяла пуговицу.
— Очень хорошая!
Инспектор засмеялся.
— А ты не можешь купить таких?
— Завтра бы еще купила! Все твои рубашки были бы с такими пуговицами!
— А что, разве их не продают в галантерейных магазинах!
— О, таких нет! Это наверняка заграничные!
— Интересно! — проговорил он. — Дай-ка ее сюда.
Инспектор осторожно вложил пуговку в один из кармашков своего бумажника.
— К сожалению, мне не придется носить рубашек с такими пуговицами! — усмехнулся он. — Это не образчик, а вещественное доказательство!
К концу ужина Табаков неожиданно сказал:
— Знаешь, начни-ка завтра укладывать чемоданы… Через несколько дней едем.
Жена бросила на него недоверчивый взгляд.
— Не верю.
— Должна верить!
— Просто не смею, — сказала она. — Так хорошо нам будет.
— Конечно, ведь сейчас на море лучше всего… Да и лежать на песке, когда у тебя чиста совесть, куда приятнее.
Теперь уж жена поверила. Она весело рассмеялась и поцеловала его в щеку.
На следующий день отряд сотрудников КАТа приступил к делу. Табаков не ушел с ним, а остался за своим письменным столом, чтобы осуществлять отсюда общее руководство. Сведения должны были поступать непрерывно, — и ему следовало знакомиться с ними, оценивать их, отдавать распоряжения, и только когда будет открыта машина, с помощью которой совершено преступление, уйти отсюда, чтобы нанести последний решающий удар.
Первые сведения были очень обнадеживающими. «Москвичей» голубого цвета было зарегистрировано не так уж много — всего девятнадцать. Только два из них
Сразу же после полудня начали поступать первые сведения. Инспектор внимательно изучал их, задавал сотрудникам вопросы.
— Вы уверены, что владелец никому не давал своей машины?
— Уверен, товарищ инспектор. В это время его машина находилась в Охотничьем парке. У нас верные доказательства.
— Хорошо, продолжайте!
Из всех девятнадцати машин только у двух висели впереди украшения, но владельцам обоих этих «Москвичей» удалось убедительно доказать свое «алиби». Табаков, хотя и заставил сотрудников произвести в отношении их дополнительную проверку, в глубине души чувствовал, что это не даст желанного результата. Только четыре владельца голубых «Москвичей» имели свои пишущие машинки, но ни одна из них не была марки «Гермес бэби». Ни у кого из девятнадцати человек не было «Гермес бэби» и на работе. Только у одного из этих девятнадцати имелся пиджак кирпичного цвета, но он оказался совсем молодым человеком, высоким блондином с добродушным лицом, по профессии адвокатом, писавшим интересные статьи по гражданскому праву. Только пятеро из владельцев были старше сорока лет, только трое из них были с проседью, только один был высок и худ. По распоряжению инспектора им занялись две группы работников, которые должны были произвести тщательное расследование. Но и здесь они натолкнулись на безусловное «алиби»: в течение всего дня его машина стояла во дворе одного дома отдыха в пригороде Банки — налицо были неопровержимые доказательства.
С приближением вечера инспектор стал мало-помалу отчаиваться. Чем дальше, тем становилось очевиднее, что ни один из девятнадцати владельцев голубых «Москвичей» не был преступником, которого они искали. Оставалось лишь выяснить в отношении последних шести, не давали ли они кому-нибудь своих машин во временное пользование.
В шесть часов инспектор распорядился вызвать к нему Анания Христова, молодого инженера-химика, давшего ему самые точные сведения о цвете разыскиваемого «Москвича». Инженер не замедлил явиться и, войдя к инспектору, без стеснения опустился в кресло.
— Вы видели машины? — спросил его инспектор. — Цвет тот же?
— Да, тот же! Тот же, но…
И молодой человек умолк.
— Но что? — нетерпеливо спросил инспектор.
— Мне кажется, что тот был несколько чище, яснее… Но я в этом не совсем уверен… Просто машина могла быть лучше вымыта.
Инспектор нервно встал.
— Может, она перекрашена! — сказал он. — И это возможно.
Когда молодой человек ушел, он позвонил в КАТ. Подполковник уже ушел, и его связали с дежурным офицером.