Происшествие в доме No 5
Шрифт:
Иван Матвеевич принялся растолковывать мне суть дела в популярной форме. По его словам, движок, ритмично сотрясаясь во время работы, передавал толчки земле, а эти колебания, распространяясь по поверхности земли, достигали нашего дома. А так как они случайно совпали с периодом собственных колебаний здания, то и раскачали его, как мы раскачиваем качели серией мелких толчков.
– Это - фантастика какая-то!
– воскликнул я.
– Неужели вы хотите, чтобы я поверил, что эти ничтожные толчки, да еще пройдя такое расстояние по земле, способны были расшатать от подвала до верхнего этажа огромный дом? Да этак вы, пожалуй, станете
– Теоретически говоря, да, - возразил инженер и , протянув руку к полке, достал толстую книгу.
– Вот посмотрите. Это - не научно-фантастический роман. Это - учебник для студентов, будущих инженеров, строителей вполне реальных сооружений.
Книга была в темно-сером коленкоровом переплете. "Общий курс сопротивления материалов", прочел я.
– Взгляните на это место!
Палец Ивана Матвеевича остановился на абзаце, озаглавленном, словно заметка о происшествии в газете: "Катастрофа на Египетском мосту через Фонтанку в Петербурге".
В заметке, то-бишь в учебнике описывалось событие, произошедшее в начале нынешнего века. Эскадрон конных гренадер следовал по мосту, подвешенному на цепях, причем лошади, отбивая такт, шли в ногу. "Тот такт, говорилось дальше, случайно оказался в резонансе с собственными вертикальными колебаниями моста. От совпадения колебаний все строение расшаталось так, что цепи лопнули, и мост вместе с людьми обрушился в воду".
Прочитав еще несколько абзацев, я узнал о целой куче других не менее поразительных историй. Казалось, эта страница учебника была вырвана из сборника "Мир приключений". Здесь описывалась, например, катастрофа, произошедшая в 1890 году с океанским пароходом "Город Париж": от совпадения ничтожных вибраций у него "неожиданно" поломался массивный гребной вал и разлетелась вдребезги трехцилиндровая машина мощностью в девять тысяч лошадиных сил, причем осколками была выведена из строя другая машина и пробито днище. Рассказывалось о случаях гибели самолетов, которые во время испытаний рассыпались в воздухе только из-за того, что их мотор по случайному совпадению работал в такт с собственными колебаниями крыльев.
Причиной многих других аварий были легчайшие, как дуновение, колебания, почти неощутимые порознь, но приобретающие огромную разрушительную силу в результате сложения.
Это, как в математике, подумал я, где из беконечно малых величин можно получить любую самую большую величину.
– Таким образом, - сказал, улыбаясь, Иван Матвеевич, - можно и дуновением воздуха изо рта раскачать Эйфелеву башню. Даже крупное здание может разрушиться от... фабричного гудка. Все дело в попадании в резонанс.
– Но почему наш огромный дом так качался, а мелкие и старые здания вокруг на те же толчки совершенно не реагировали?
– Да просто потому, что период их состенных колебаний был другим. Раз толчки не попалают в резонанс, они просто глохнут и никакого сложения сил не получется.
– А что это такое за период собственных колебаний?
– Это - ахилесова пята многих современных сооружений. Если какое-либо тело мы выведем из состояния внутреннего равновесия, - например, растянем или согнем пружину, согнем балку и т.п., - то в нем возникнут внутренние силы упругости, которые стремятся восстановить нарушенное равновесие и вернуть тело к его прежним размерам и форме. Под влинием этих внутренних сил в теле возникают колебания около положения равновесия. Вот они-то и называются свободными или собственными колебаниями тела. Что получается, если внешнее воздействие на тело сопадает по ритму с собственными его колебаниями, вы уже знаете.
– Но ведь это просто ужасно, - воскликнул я.
– До сих пор все в мире представлялось мне таким прочным. А оказывается мосты, пароходы, самолеты могут разлететься в куски от самой пустяковой причины.
– Не бойтесь, - засмеялся Иван Матвеевич, - на практике такие сопадения бывают очень редко. И ведь для того и учат будущих инженеров всем этим вещам, чтобы они случались еще реже.
По натуре я очень впечатлительный. Весь вечер я находился под влиянием разговора с Иваном Матвеевичем. А под ночь мне приснился странный сон...
*
... Я находился на холмистой местности, покрытой кое-где лесом. Я узнал опытный участок фронта, на котором в прошлую войну испытывались новые образцы оружия. Мне вместе с одним доцентом-филологом пришлось тогда нести охрану опытного полигона.
Сейчас здесь тоже происходили какие-то испытания. Я увидел бойцов в металлических шлемах с выпуклыми бугорками наушников. У некоторых бойцов впереди на шлемах торчали, как растопыренные пальцы, два коротких отростка антенны, догадался я. У одного из них эти рожки вдруг убрались, втянулись внутрь.
На каждом был надет тонкий, но по-видимому непробиваемый для обычных пуль панцирь в форме жилета-безрукавки. Все это делало бойцов похожими на каких-то жуков, впрочем очень подвижных. Они быстро перебегали ложбину между лесом и холмом и исчезали у его подножья.
Затем промелькнуло несколько смутных видений, которые не сохранились в моей памяти...
... Я почувствовал на себе чей-то взгляд. Повернув голову, я увидел двух бойцов: они смотрели на меня. На их лицах, какие бывают у наших молодых парней, я прочел изумление. Бойцы подбежали ко мне и , схватив за руку, потащили к подножью холма. Открылась замаскированная дверь и я очутился внутри каземата.
Один из находящихся в каземате людей, сержант, как я увидел по его погонам, бегло взглянул на меня, открыл стенной шкафчик и выбросил мне полный комплект обмундирования.
– Уже двадцать минут, как получен приказ надеть новое обмундирование, сказал он, - а вы еще не готовы.
Товарищи помогли мне одеться. Панцирь оказался очень легким и на мягкой прокладке. На спине у него был привинчен плоский ящичек с надписью "электропитание", а сбоку расположены три кнопки с надписями: "радио", "отопление", "оружие". Из этого можно было заключить, что костюм бойца -очень легкий и совершенно не связывающий движений - мог отапливаться в холодное время.
Мне дали в руки короткий автомат с магазином в форме шара и с гибким шнуром в резиновой оболочке. Кто-то включил вилку шнура в штепсель, имевшийся на моем поясе, который представлял одно целое с панцирем. Чем стреляло это оружие - шаровыми молниями или электрическими зарядами еще в каком-нибудь виде, я не понял. Во время любопытного сна мне не пришлось ни стрелять самому , ни видеть, как стреляют другие.
Но больше всего мне понравился шлем. При желании он мог надвигаться глубоко на глаза и тем не менее все было видно. Рожки, выдвигавшиеся из передней его части, служили не только антенной, но и перископом и даже стереотрубой, для чего они могли раздвигаться в стороны.