Произведение в алом
Шрифт:
– Все верно, - прошептал антиквар и рассеянно кивнул своим мыслям, - все верно, это творение рук безумца...
«Почему он сказал "все верно"?
– встревоженно подумал я и тут же принялся себя успокаивать: - Просто случайность, ничего не значащие слова, только и всего. Ведь я и рта не успел открыть. Это свое "все верно" он произнес машинально, так, как обычно говорят, когда хотят подчеркнуть только что сказанную фразу; его слова не имеют никакого отношения к тому старику, к тому... безумцу, который привиделся мне только что... Как давно это было! По дороге в школу мне, тогда еще совсем маленькому мальчику, приходилось идти вдоль длинной белой стены высотой в человеческий рост, за которой грустили печальные, погруженные в свои думы вязы
в день проходя мимо этой стены, я невольно ускорял шаги и переходил на бег, так как всякий раз меня охватывал необъяснимый ужас. Возможно - сейчас, по прошествии стольких лет, мне трудно говорить об этом с уверенностью, - я воображал - или это были просто слухи?
– что там коротал свой век некий выживший из ума часовщик, который утверждал, будто часы - это живые существа, а может,., может, все это мне приснилось?.. Если это в самом деле воспоминание о каком-то действительном происшествии из моего далекого детства, то как могло случиться, что столь болезненное переживание, повторявшееся тысячекратно на протяжении всех моих школьных лет, до сего дня покоилось во сне, сокрытое в глубинах моей памяти, и вот теперь вдруг воскресло - да так живо и отчетливо, как будто и не было этого летаргического забытья?.. Странно, ведь с тех пор минуло, кажется, лет сорок, но разве это что-нибудь объясняет?»
– Наверное, я пережил это в тот излишек времени, который скопился у меня благодаря моему хронометру, из году в год отмерявшему мне несколько больше, чем обычные, мелочно скупые, трясущиеся над каждой секундой ходики!
– вырвалось у меня с каким-то неестественным смешком.
Антиквар ошеломленно поднял глаза и непонимающе уставился на меня.
Я снова впал в прострацию, и тут окутывавший мое сознание туман окончательно рассеялся: ну конечно же, что это на меня нашло, ведь окружающая парк стена стоит и поныне!.. Да и с какой стати ее сносить? Помнится, в свое время ходили упорные слухи, что стена эта - фундамент будущего храма, который когда-нибудь будет возведен на ее основании. Нет, сакральные постройки не разрушают! Так, может быть, и этот таинственный часовых дел мастер, внушавший тем, кто его видел, поистине мистический ужас, все еще жив? И уж кому, как не ему, исправить мой наследственный хронометр. Но как найти этого живущего вне времени часовщика? Если бы только знать, где и когда я с ним встречался! Нет, не помню, одно ясно: было это уж никак не менее полугода назад, ведь сейчас лето, а в моих воспоминаниях он привиделся мне на фоне зимнего ландшафта...
Слишком глубоко погрузившись в свои мысли, чтобы поспевать за всеми перипетиями той длинной истории, которую принялся рассказывать антиквар, ставший вдруг каким-то очень уж разговорчивым, я воспринимал лишь отдельные обрывочные фрагменты. Словесный поток исподволь накатывался на меня, захлестывая с головой, уносился вдаль и вновь возвращался, обжигая мой бедный мозг, подобно огненной лаве, а в промежутках мне в уши врывался какой-то зловещий шелест - быть может, это и был тот самый шум крови, который слышат по ночам стареющие люди и о котором забывают в сутолоке дня?
– далекий, грозный, ни на миг не затихающий шелест гигантских крыл... Это коршун по имени Смерть завороженно чертит круг за кругом, паря над бездной времени в поисках очередной жертвы...
Окончательно сбитый с толку, я уже не знал, кто был источником тех странных речений, вкрадчиво проникавших в мой слух: то ли этот антиквар с хронометром в руке, то ли они сходили с уст того неведомого, таящегося во мне существа, которое мгновенно пробуждается в одиноком сердце, стоит только потревожить сокровенную тишину склепов, тайно хранящих в своих глубинах забытые воспоминания, дабы не обратились они во прах?
Время от времени я ловил себя на том, что киваю антиквару, и тогда до меня наконец доходило: он произнес нечто давно знакомое и хорошо известное мне. Однако всякий раз, когда я пытался собраться с мыслями и осознать
– О, если бы только мой хронометр вновь возжелал вернуться к жизни!
– не выдержав мучительной пытки, воскликнул я громко, перебивая рассказчика.
При этом я имел в виду свое сердце, ибо чувствовал, как сильно ему хочется забыть о том, что надо стучать; и меня охватил ужас, ведь стрелка моей жизни, вместо того чтобы продолжать завороженно чертить круг за кругом, паря над бездной времени, могла внезапно замереть перед каким-нибудь фантастическим цветком, хищным оскалом апокалиптического зверя или чудовищным ликом демона, как на этом безжалостно разъятом на четырнадцать секторов циферблате.
Недоуменно покосившись на меня, антиквар вернул мне часы - он, конечно, решил, что я говорил о них...
Пустынными ночными переулками я шел куда глаза глядят, пересекал вымершие, впавшие в забытье площади, проходил мимо погруженных в глубокий сон домов и, хотя других провожатых, кроме мигающих фонарей, у меня не было, нисколько не сомневался, что иду правильно: сам не знаю почему, но меня не оставляла мысль, что антиквар на прощание все же успел сообщить мне, где живет безымянный часовщик, - там, за невысокой стеной, окружающей старинный парк с печальными, погруженными в свои думы вязами, я и найду его. Как, неужели он не говорил, что только безумный старик может вернуть к жизни мой скоропостижно скончавшийся хронометр? Наверное, иначе откуда бы я это узнал!
Должно быть, и путь к нему описал, да так подробно, что я шел как во сне, даже не особенно задумываясь, куда несут меня ноги, похоже преотлично знавшие сей таинственный маршрут, - они вывели меня за черту города, и предо мной простерлась белая призрачная дорога, которая меж благоухающих лугов убегала в бесконечность.
Впившись в мои пятки, за мной волочились две черные змеи, не иначе как яркое лунное сияние выманило их из земли. Похоже, это они исподволь отравляли меня ядом сомнения: ты никогда его не найдешь, ведь сотни лет прошли с тех пор, как он покинул сей мир...
Чтобы отделаться от них, я резко свернул влево на боковую тропу, и там уже моя тень тут как тут - вынырнула из-под земли и мигом проглотила коварных гадов. Явилась, чтобы
проводить меня к месту, смекнул я, и глубокий, нерушимый покой сошел в мою душу при виде того, как уверенно и целенаправленно, не отклоняясь ни вправо, ни влево, бежала она предо мной; я не сводил с нее глаз, довольный, что не надо следить за дорогой. Мало-помалу мной вновь овладело то неописуемо странное чувство, которое испытывал еще ребенком, когда сам с собой играл в придуманную мной игру: зажмурив глаза, твердым шагом шел я вперед, не думая о том, упаду или нет, - это было как разрешение от всякого земного страха, как ликование устремленной к небу души, как обретение бессмертного Я, и тогда со мной уже не могло случиться ничего плохого.
И тотчас холодный, исполненный ядовитого скепсиса рассудок - этот заклятый враг, которого каждый смертный носит в себе, - отступил от меня, а вместе с ним и последние сомнения, что я не найду того, кого ищу...
Наконец, после долгого-долгого странствования, моя тень устремилась к широкой глубокой канаве, тянувшейся вдоль дороги, и, шмыгнув в нее, оставила меня в одиночестве... Так, судя по всему, я у цели. Иначе зачем бы моей черной провожатой меня покидать!
С мертвым хронометром в руке я стоял в каморке того, о ком знал лишь то, что он один может вернуть его к жизни.