Произведение в алом
Шрифт:
Судя по всему, разговор меж ними состоялся долгий и серьезный, ибо, когда они вышли из бамбуковой чащи, очи преподобного пылали благочестивым огнем.
– Помни же, сын мой, те слова, кои Всевышнему было угодно вложить в уста мои, - напутствовал вдохновенный проповедник «заблудшую овцу», не иначе как по дьявольскому наущению возомнившую себя особой царской крови.
– Хитры и на первый взгляд неприметны ловчие петли, кои расставляет нам лукавый враг рода овечьего. День и ночь рыщет он, аки лев рыкающий, искушая нас, дабы мы, покамест во плоти пребываем, познали на себе проклятое жало соблазна его бесовского. Сокруши же гордыню свою пагубную, сын мой, и не
стада Господнего, ибо токмо всем скопом и можем мы одолеть львиное начало и пребыть в смирении благостном, кроткими, как агнцы непорочные, вот тогда-то и будут услышаны молитвы наши... Здесь - во времени, там - в вечности...
А то, что ты слышал и видел вчера утром у пруда, забудь: все это тебе привиделось, ибо было дьявольским прельщением коварного искусителя, вечно злоумышляющего против рода нашего благословенного! Анафема тебе, Сатана!
Ради бога, сын мой, не смущай паству и помни о том, что брак - дело святое, он изгонит из тебя темный морок плотских желаний, коий насылает на нас лукавый. Истинно говорю тебе, свяжи себя священными узами брака с юной девой Схоластикой Цетерум, и, ставши плотью единой, плодитесь и размножайтесь, дабы потомство ваше было как песок морской...
– И, возведя очи горе, преподобный добавил: - Сие да поможет тебе, сын мой, нести тяжкое бремя плоти и...
– Тут речь его плавно перешла во вдохновенное песнопение:
– Учись превозмогать страданье без слез, без жалоб, без стенаний...
Пропев сей нравоучительный стих, пастырь скромно удалился. И долго еще стоял потрясенный и разбитый раскаяньем Алоис, глядя ему вслед полными слез глазами...
Три дня блудный сын, вернувшийся на путь истинный, не говорил ни слова - ревностно очищал душу свою от греховных помышлений, а когда однажды ночью ему во сне явилась златогривая львица и, выдавая себя за дух его покойной матушки, трижды презрительно плюнула под ноги своему жалкому потомку, рядящемуся в овечью шкуру, Алоис возликовал и с утра пораньше приступил к господину пастору с радостной вестью, что отныне адские козни не властны над ним, ибо удалось ему наконец скрутить свою проклятую гордыню в бараний рог, а дабы никогда больше не искушало его коварное жало проклятого, не ведающего запретов мудрствования, порешил он вообще отказаться от глупой и пагубной привычки думать и безоглядно вверить себя мудрому водительству благочестивого пастыря.
И дрогнуло тогда суровое сердце господина Симулянса, и, обратившись с проникновенной речью к родителям Схоластики, испросил он для Алоиса руки их юной дщери.
Разумеется, поначалу господин Цетерум, который и слышать ничего не хотел о таком нищем, безродном и в высшей степени неблагонадежном зяте, не на шутку осерчал и только выкрикивал в запале:
– Таки какой мне с него пгофит, он ведь ничто, гол как сокол!..
Однако потом все же сменил гнев на милость. Дело в том, что его дальновидной супруге, всю жизнь следовавшей золотому правилу: с паршивой овцы хоть шерсти клок, удалось довольно быстро подобрать ключик к закосневшей в корысти душе своего мужа.
– Милый Шнук, - вкрадчиво проворковала она, - что ты имеешь сказать против Алоиса? Или я тебя не знала за умного? Смешно мне с тебя, Шнук, ты что, совсем на старости лет ум потерял? Смотри сюда, ведь он же блондин!..
Через день сыграли свадьбу. Ме-е-е-е...
ЧИТРАКАРНА, БЛАГОРОДНЫЙ ВЕРБЛЮД
– Бусидо? Гм...
– рассеянно пробормотал лев.
– Бусидо?..
– Ну да, бусидо, - раздраженно буркнул лис, кроя туза козырной картой.
– Кто-нибудь, черт возьми, знает, что это такое и с чем его едят?
Ворон собрал карты и, ловко тасуя колоду, принялся важно объяснять:
– Бусидо, да будет вам известно, господа, это последний истерический крик моды! Это утонченные манеры и особый, изысканный стиль, позаимствованный эпохой модерн у средневековой Японии. Ну как бы это вам доступно втолковать? Бусидо - это что-то вроде правил хорошего тона по-японски. Скажем, у тебя неприятность, но ты виду не подаешь и эдак любезно улыбаешься, как будто ничего не произошло. Например, угораздило тебя оказаться за одним столом с австрийским офицером - улыбаешься, колики в животе - улыбаешься, помираешь - улыбаешься. Даже если тебя оскорбили, изволь улыбаться - и не про сто так, а особенно любезно. В общем, что бы ни стряслось, сиди с каменной физиономией и знай себе улыбайся - только тонко, деликатно, уголками рта.
– Эстетство... гм... знаем, слыхали... Оскар Уайльд... гм, гм...
– хмыкнул лев, привстал, поджал на всякий случай хвост и, усевшись на него, осенил себя крестным знамением.
– Ну и что дальше?
– Так вот, с тех пор как мутная вода славянского половодья схлынула, всосанная клоакой, наступила очередь японского бусидо, которое сейчас в большой моде. Взять хотя бы Читракарну...
– Это еще что за фрукт?
– Как, вы не слышали о Читракарне?! Ну вы, я смотрю, совсем тут в своем медвежьем углу одичали! Благородный верблюд
Читракарна хоть и считает ниже своего достоинства быть с кем-либо накоротке, фигура тем не менее в светских кругах заметная и даже знаменитая! Видите ли, однажды он прочел Оскара Уайльда и настолько проникся эстетическими взглядами этого англичанина, что решительно порвал со своими грубыми и неотесанными сородичами и вступил на тернистый путь дендизма. С недавнего времени ходят упорные слухи, будто бы благородный верблюд собрался на Запад, в Австрию - там сейчас развелось невиданное множество...
– Тс, тихо - вы что, не слышите?
– прошептала пантера.
– Сюда кто-то идет...
Звери мгновенно навострили уши и, приникнув к земле, замерли, уподобившись неподвижным камням.
Подозрительные звуки приближались, затрещали сломанные ветки, тень холма, в которой затаилась притихшая компания, пришла вдруг в движение - стала менять свои контуры и раздаваться в стороны... Потом у нее вырос огромный горб, а вперед вытянулась длиннющая шея с каким-то крючковатым наростом на конце.
Лев, пантера и лис уже изготовились к прыжку, чтобы в случае чего мигом взобраться на вершину холма, ворон же почел за лучшее не испытывать судьбу и, подобно листу черной бумаги, подхваченному порывом ветра, бесшумно взмыл ввысь.
Горбатая тень принадлежала верблюду, который вскарабкался на холм с обратной стороны, - оказавшись лицом к лицу с хищниками, он вздрогнул и, оцепенев от ужаса, выронил свой шелковый носовой платок.
Однако малодушная мысль о бегстве владела им не более секунды, ибо он тут же вспомнил: «Бусидо!!!» - и не тронулся с места, изобразив самую что ни на есть любезную улыбку на бледном, искаженном страхом лице.