Произведение в алом
Шрифт:
– Так, ничего особенного - собственные похороны!
– прозвучал исполненный ядовитого сарказма ответ, вызвавший у присутствующих приступ такого неудержимого, гомерического смеха, что ворон от стыда готов был тут же провалиться сквозь землю.
Ну а его запоздалые и маловразумительные оправдания: мол, с кем не бывает, а может, у него и впрямь траур, в конце концов похороны - церемония хоть и скорбная, но тоже проходящая в узком кругу приглашенных, как и особо интимные званые вечера, - только усугубили дело.
Однако придирчивый законодатель моды и не думал ограничиваться
– Смокинг? С белым галстуком? Гм, такое, дорогой друг, воз можно лишь в одном-единственном случае...
– И в каком?
– невольно вырвалось у ворона. Читракарна деликатно откашлялся и, смерив оторопевшую
птицу с головы до ног дерзким взглядом, ехидно проскрипел:
– Когда собираетесь кого-нибудь побрить...
Это было уже слишком.
В это мгновение благородный верблюд, сам того не подозревая, нажил себе смертельного врага, ибо ворон, оскорбленный до глубины души, поклялся жестоко отомстить за свою обиду.
Уже через несколько недель отвратительная погода заставила четырех хищников, питавшихся в основном мясной пищей, все больше урезать свой и без того скудный рацион, и тщетно ломали себе головы отощавшие звери, пытаясь найти ответ на роковой вопрос: как снискать хлеб насущный и спастись от голодной смерти?..
Вегетарианца Читракарну эти проблемы, разумеется, нисколько не волновали: всегда в прекрасном настроении, наевшись вдоволь пышно разросшегося чертополоха и сочных бамбуковых побегов, он совершал традиционный послеобеденный моцион - весело насвистывая какой-нибудь легкомысленный опереточный мотивчик, расхаживал в своем шуршащем непромокаемом макинтоше под самым носом у голодных приятелей, которые, съежившись под зонтиками и стуча от холода зубами, сиротливо ютились у подножия холма.
Легко себе представить, какие чувства обуревали несчастных хищников при виде этого сытого и беззаботного травоядного.
Мучительная пытка продолжалась изо дня в день!
В самом деле, каково было гордому льву смотреть на то, как какой-то фатоватый хлюст тучнеет прямо у него на глазах, а он, царь зверей, хиреет не по дням, а по часам и вот-вот от голода протянет ноги!!!
– Да пропади пропадом весь этот дурацкий политес!
– гаркнул подстрекательски однажды вечером ворон (благородный верблюд был как раз на премьере).
– Отправить этого самодовольного пижона на сковородку, и вся недолга! Кого-кого?.. Читракарну, конечно! Все эти чертовы вегетарьянцы навроде глота-телей огня - так что же теперь, и нам святым духом питаться?.. Бусидо! Что за чушь! Какое может быть бусидо, когда жрать нечего?! Нет, вы только посмотрите на нашего льва... Да ведь он уже давно похож на собственное привидение! Выходит, нам всем
теперь один конец - подохнуть голодной смертью? Это что, по-вашему, тоже бусидо?
Пантера
Лев внимательно выслушал заговорщиков, и обильная слюна предательскими ручейками побежала у него из пасти, когда бесстыдная троица, ничтоже сумняся, предложила ему пустить верблюда на мясо.
– Что? На мясо? Читракарну?
– возмутился лев, сглотнув обильную слюну: уж очень соблазнительным было предложение!
– Даже думать не смейте, об этом не может быть и речи! Вам бы только утробу свою ненасытную набить, а ведь я дал слово чести!
– И он, пылая праведным гневом, стал возбужденно расхаживать взад и вперед.
Однако хитрый ворон не дал себя смутить:
– Ну а если он сам тебя об этом попросит?
– Гм... ну что ж... гм... это уже другое дело...
– после долгого раздумья промямлил щепетильный в вопросах чести лев.
– Только к чему эти воздушные замки?
Ворон довольно крякнул и бросил в сторону пантеры многозначительный взгляд, черная кошка очень хорошо поняла этот немой намек и, согласно склонив голову, принялась задумчиво рассматривать свои безукоризненно отполированные когти.
В это мгновение вернулся благородный верблюд - аккуратно повесив театральный бинокль и трость на сук, он, следуя правилам хорошего тона, уже открыл было рот, чтобы изречь несколько остроумных сентенций по поводу нашумевшей премьеры, но его опередил спланировавший с дерева ворон:
– Милостивые господа, зачем страдать всем: трое сытых лучше, чем четверо голодных. Меня давно уже терзают муки совести при виде ваших искаженных страданием лиц, сегодня же чаша терпения моего переполнилась. Не побрезгуйте, господа, и вкусите от тела моего, добровольно возлагаемого на алтарь нашей...
– Пардон, господа, очень прошу меня извинить, но я вынуждена со всей серьезностью, по праву старшинства, настаивать на
своем первенстве.
– И пантера, обменявшись с лисом несколькими довольно резкими фразами, вежливо, но решительно отодвинула его в сторону.
– Господа, имею честь предложить вам себя в качестве закуски, дабы облегчить вам муки голода, - поймите, для меня это не столько бусидо, сколько веление сердца, я... я...
– Но мадам, дорогой и бесценный наш друг, с чего вы взяли...
– загомонили все разом, в том числе и лев (пантеру, как известно, чрезвычайно сложно убить).
– Уж не думаете же вы, что мы и в самом деле... Ха-ха-ха...
«Скверная история!
– подумал благородный верблюд, и в его душу стало закрадываться страшное подозрение.
– Вот те на, экий, право, камуфлет! Дело дрянь, но... но бусидо... впрочем, будь что будет, - однажды пронесло, пронесет и на сей раз, в конце концов, кто не рискует, тот не пьет шампанского! Итак, бусидо!!!»
Надменно приподняв бровь, он уронил монокль, царственным жестом поймал его и решительно шагнул вперед.
– Господа, э-э, древний девиз гласит: Dulce et decorum est pro patria mori![141] Если мне будет позволено предложить себя...