Прокачаться до сотки
Шрифт:
А тут мы такие красивые… И что толку? Начнут ходить по тридцать человек, возможно, что в башне оставят меньше народу, чтоб не оголять рудник. Но нам то, что с того? Башню всё равно не взять. Стрелами утыкают, пока доберёмся. Начнём давить, глядишь, ещё и стреломёт припрут на усиление, вон они по периметру рудника стоят. Четыре штуки в нашу сторону смотрят, а ведь раньше не было. Видимо полёт Лизы к башне взбодрил паранойю у бандитов.
Вот и сейчас, эта неугомонная, брызжет гениальными идеями, лёжа слева от меня:
— А давайте я в боевой трансформации налечу, схвачу Пуму и обратно.
— Ага,
— Но делать-то что-то надо, — нервничает Тихоня, аккуратно поглядывая из-за камня на начавшееся утреннее движение заключённых. — Хотя идею Лизы не поддерживаю. Глупая идея.
— Я хоть предлагаю, — насупилась локисса.
Мы, вообще, здесь все, кто представляет нашу маленькую армию включая пятерых новичков пришедших с Седым. Тот же абордажник Бегун, вообще отличным парнем оказался. Да и девчонки, бывшие гаремные, не захотели быть простыми обывателями, с нами таскаются, качаются. Но это думаю из-за того, что репутация у них подмоченная, не смотря на перерождение, не любят их в городе.
Скажем так, не особо им доверяю, кроме близняшек, те за Балагура кого угодно порвут, но приходится мириться. Выбора то нет. Больше желающих лезть в драку, не понятно за кого, нет. А эти ничего… Смелые.
— Ужас, сколько же там людей в неволе томится, — шепчет Изи. Глядя, как из бараков начинают выходить люди и строиться перед обедом, на большой площади, перед кухней. Человек пятьсот, не меньше. — Сёма, почему мы такое допустили?
— А что от нас зависело? — пожимает плечами тот. — Мы потому и здесь, чтоб помочь им…
Да уж. Хорошо сказано. Знать бы ещё как? Эх… Будь мы на Земле, просто зашли бы с парнями и вырезали всех бандитов спящими. Делов то. Чай не в первый раз. Но не умирают тут люди с одного удара. Не умирают. Думаете, Балагур не пробовал?
— А где среди них Пума? Все же в одинаковой серой робе, — чешу затылок.
— Сейчас, она руки поднимет, — хлопает крыльями мой Биток, гордо восседающий у всех на виду, на большом камне у края скалы.
Ах, да. Забыл упомянуть, мы же связались с Пумой, только не в чате. Он, как и прежде, у неё блокирован, а через наших коршунов. Они почти неделю паслись на руднике, пока нашли её. А что, курей Посредники не держат, так что мелких хищников никто не гонял. Зато они не ленились гонять крыс, которые регулярно там бегают и портят продукты. Так что они там, можно сказать, за своих, следят и заодно качаются.
Так что Баламут, это коршун Балагура, сейчас сидит на крыше барака и ждёт когда Пума подойдёт к прилавку. Потом подаст сигнал и она поднимет руку. Зачем это нужно? Да просто так. Для того чтоб она ощутила поддержку и надежду. Мол, мы рядом. Что-то планируем.
А нам… Нам просто увидеть, что наша подруга действительно там, а не в каком другом месте. Может это и глупо… Но когда Баламут проклекотал, что-то на своём пернатом языке, а Пума подняла руку, на душе стало как-то теплее…
— А как её зовут? — подала голос Лиза.
— В смысле? — оборачиваюсь к ней.
— Ну, имя, у неё какое, настоящее, а не Пума?
— Рита её зовут, — скрипит неравнодушный к пленнице Тихоня. Да мы все к ней не равнодушны, но у Витька особенно. Он на неё давно глаз положил. Теперь вот страдает.
И
Слов нет, одни пошлые слюни, вперемешку с матом. Выдала такую шикарную, наблюдательную позицию. Надеюсь, никто в этот момент не смотрел в нашу сторону? И куда она полетела? Твою же маму!
Эта дурында, которую давно надо уже выпороть, накидать ума через задние врата, полетела к руднику. И оказавшись над ним, издала дикий визг, так что все присели в испуге, а затем, ринувшись к земле, выкрикнула:
— Рита, руки.
Да уж, Валькирия это вам не зашуганные и забитые люди. Пума недолго думая вскочила на ноги и, ткнув пальцем в глаз, стоящему рядом надсмотрщику, который, как раз пытался вынуть меч, ухватилась за протянутые руки локиссы. Та же в момент соприкосновения, в бешённом темпе заработала крыльями, и смогла оторвать Риту от земли.
Ну! Ну, давайте же, девочки! Вы сможете! Пролетев над толпой, Лиза описала круг и принялась махать крыльями в нашу сторону, облетая рудник с боку, за периметром.
— Что она делает? Зачем разворачивается? — Тихоня судорожно сжимая кулаки, оборачивается ко мне. — Здесь же стреломёты.
— Вижу, — зло сплёвываю.
— Надо написать ей в чате, — советует Балагур.
— Не сметь, — отрубаю дурные идеи. — Поздно уже. Если начнёт дёргаться, только хуже будет. Может, не собьют?
Лиза и Пума что-то радостно орали, одна махая крыльями, а другая, болтаясь снизу. Огромная оглобля стрелы, выпушенная из стационарного оружия вжикнув, пролетела мимо, разлетаясь на куски после удара о скалу. Второй мимо. А вот третий… Третий, по всей видимости, попадёт. Ибо Лизка совсем не смотрит в ту сторону, сосредоточенно махая крыльями. Проклятье! Точно попадет!
Вот только в последний момент, практически перед самым ударом в спину Пумы. С громким клёкотом, в стрелу врезается маленькая пернатая молния, разогнавшаяся с самых небес. Мой маленький брат, неугомонный Биток, врезался в несущую смерть оглоблю. Грудь разорвала дикая боль. Именно так я чувствую смерть своего Хранителя. Из глаз брызгают слёзы. Маленьких, храбрый брат. Ну, ничего, ты вернёшься, воскреснешь во мне!
Уже видна счастливая улыбка Пумы и крики Лизы:
— Олежка, я смогла!
— Сворачивай, — вскочив во весь рост, машу руками. Сзади приближаются ещё две огромных стрелы. Пристрелялись твари. Время как будто замедлилось и мне чётко видно, что обе они попадут в девчонок. Лиза не слышит меня, она счастливо смеётся и кричит. Три метра, два, один…
В последний момент в верхнюю стрелу, летящую в локиссу, врезается коршун. Маленькое тельце, кувыркаясь, летит к земле. Тихоня шипит от боли. Это Шёпот принёс себя в жертву, ради спасения девчонок. Сбитая им стрела меняет траекторию и врезается в крыло, а не в бок Лизы. Резкое проседание в высоте, руки разжимаются, и Пума летит на камни внизу. Как известно в песочнице нельзя умереть, упав с высоты. Только получить травмы. Но это не имеет смысла. Вторая стрела пронзила Риту насквозь. Так что вниз летит уже мёртвое тело.