Проклята луной
Шрифт:
Она пыталась себя контролировать. Порой так хотелось дать волю тьме, но Ева не позволяла. В чем виновна хамка-продавщица или ворчливая соседка, которых так охота осадить? Она изучала силу по капельке, по ниточке, чтобы однажды собрать всю свою мощь в ком и направить её на Егора. Пока она умела бить стекла, но не могла убивать.
По выходным Ева моталась в город детства. Она навещала Машку, долго болтала с ней о всяких пустяках. Заходила на минутку к родителям. Наверное, те её ненавидели. У них, глубоко верующих людей, разгуливает дочь-ведьма. Но она не оправдывалась. Какой уродилась…
Собаки завывали, когда чувствовали её запах. Кошки трусливо поджимали уши. У окон квартиры Сергея не пели птицы и не ворковали голуби. Младенцы заходились в плаче, если Ева проходила мимо. Кактус, который Еве подарил какой-то давнишний клиент, сгнил изнутри. Фиалка засохла.
Той ночью луна скрылась за тучами, и дышалось легче. Той ночью, безлунной и черной, ей приснилась Машка. Пухленькая, смешливая. Сестренка покачала головой, мотнула толстенной косой.
– Ну что ты творишь? – пожурила она. – Прекращай уже, успеешь ты всем отомстить.
– Я должна уничтожить Егора, – Ева сжала кулаки.
Машка прикоснулась мертвенно-холодной ручкой к Евиному лбу.
– Забудь о нем! На тебя будут охотиться. Уходи, Ева, убирайся прочь отсюда.
– Но куда?
– А куда деваются приличные ведьмы? – спросила с ехидцей.
Машка толкнула сестру в лоб. Позади не оказалось опоры, и Ева полетела куда-то в пропасть. Падала… падала. Мимо проносились обрывки воспоминаний, глаза и губы, голоса и шепотки, предметы и люди.
Проснулась она, абсолютно уверенная, как действовать дальше. Вещи были упакованы за час: беспорядочно и неаккуратно. На дно чемодана лег сверток с кучей денег, которые Ева сняла с карты. Тетка не обманула – перечислила ровно полмиллиона.
Сергей в отъезде, ему достаточно оставить записку на столике в прихожей. Извиниться, пожелать удачи и попросить не искать её. Возможно, когда-нибудь она вернется, и они заживут как прежде либо разведутся навсегда. Когда-нибудь, но не сейчас.
Ева вызвала такси, которое отвезло её на вокзал. Там она глянула на расписание поездов и выбрала первый попавшийся. Купила билет до конечной станции.
Чутье подсказало, что пора выходить, когда туманная ночь сменилась рассветом. Ева вытащила чемодан на глухой полустанок, окруженный осинами. По единственной вытоптанной тропке плутала не меньше часа. Ухали совы, стрекотали ночные цикады. Ветер напевал колыбельную.
Этот дом на окраине давно пустовал. Когда-то в нем обитала ведьма (об этом Ева узнала позже), и местные жители не решались нарушать покой пугающих стен. Даже бомжи не забредали сюда на ночлег. Говорили, им на грудь ночью что-то давит.
Ева отворила скрипящую дверь. Вдохнула пыльный воздух. Прикрыв веки, вслушалась в тишину.
– Я дома, – улыбнулась сама себе.
И стены задрожали, приветствуя хозяйку.
10.
Ева обжилась в старой лачуге, потратив на нее массу времени и средств. Сменила абсолютно всё: обои, полы, проводку, мебель. Новый дом, точная копия старого, был выложен заново по камешку, по дощечке. Вместо строителей Ева наняла местных жителей, посему мужики боготворили «эту чокнутую». Разрешения жить в доме у нее никто не спросил. Пущай живет где угодно, главное, чтоб заработок давала.
Её появление стало сенсацией. О ней судачили, к ней заходили «на чашечку чая» и вынюхивали постыдные тайны. А Ева, к сожалению, на вид была совершенно приличной.
– Девка-то ладная, да затворница. Явно чой-то скрывает, – шептались старушки на лавочках, не стыдясь того, что «девка» их слышит. – Прибила, что ль, кого-то али ещё чего натворила дурного?
О Еве тотчас сложили миллионы сплетен и легенд: и про муженька, и про брошенных малышей кукушкой-матерью, и про какие-то мошенничества с валютой. Ева не отрицала, но и не подтверждала. Отшучивалась да переводила разговор.
В деревне Залесье не происходило ничего. Никто не рождался и не умирал, не женился и не разводился. Время тут остановилось. До ближайшего райцентра – три часа пути пешком или полчаса на автобусе, который ходит трижды в день. Передвижной магазин приезжает два раза в неделю, да и цены там по деревенским меркам неподъемные. Жители прокармливали себя самостоятельно. Ева с удовольствием покупала у бабы Марины крупные яйца, у пухлой Ирины желтые сливки, в которых стояла ложка. Что-то брала в магазине, ну и в райцентр каталась за необходимым минимумом. Старалась не шиковать, чтобы хватило накоплений.
Туалет стоял на улице и шатался от любого дуновения ветра, душа в доме отродясь не водилось. Ева привыкла мыться в бане у Ирины за шоколадку. Ирина как-то сразу сроднилась с «городской чудачкой» и назвала их подружками.
То, что творилось в душе «подружки», отпугнуло бы добросердечную Ирину, но Ева ей не открывалась.
– Я от мужа сбежала, – «призналась» она по секрету, после сотого выпытывания Ириной деталей переезда. – Мы с ним характерами не сошлись, но он никак не отпускал от себя. А я не выдержала и слиняла.
– Небось колотил?
– Ну… – Ева задумалась. – Бывало.
– Ты б лучше не деру от него дала, а ему по кочерыжке.
Ирина стукнула кулаком по столу, и тот застонал. Да, если такая вдарит, мужику сладко не придется. В ней же килограмм сто чистого веса, причем ни одного лишнего грамма. Все родные и глубокоуважаемые.
Но Еву она жалела всей своей простецкой жалостью, помогала, чем умела. А Еве она понравилась. Добрая, честная, без злобы. Ирина была хороша, кровь с молоком. Пухлые щечки, округлые бедра, необъятный бюст. Она будто сошла с полотен Тициана. Одинокая красавица, потому что деревня вымирала, а городские мужчины редко заезжали сюда.
С прочими соседями тоже приходилось находить общий язык. В деревне иначе нельзя. Тут или ты со всеми, или тебя нет. И случись что – никто не поможет. Поэтому Ева пыталась казаться общительной. Если в райцентр собралась – спросит, не нужно ли кому-то заехать в магазины. На праздники ходила, пусть и отсиживалась в уголке. От рюмки не отказывалась, с мужиками чокалась, хвалила хозяйские разносолы.
А животные её так и не полюбили. Деревенская живность обходила Евин дом за километр – впрочем, Ирина рассказывала, что та и раньше недолюбливала проклятый участок.