Проклята луной

Зингер Татьяна

Осень, туманная и мокрая, наступила на город холодными лапами. И в один из дней, похожих на предыдущие, тоскливый и серый, Еве позвонили с незнакомого номера. Нежный девичий голос уточнил, с ней ли он общается. Ева подтвердила. Тогда голос спросил:

– Мария Сафронова приходится вам родственницей?

Ева не почувствовала ничего опасного, услышав девичью фамилию Машки, а должна была бы.

– Сестрой.

– Вас беспокоят из третьей городской больницы. Она просила позвонить вам.

Медсестра отказалась что-либо уточнять по телефону. Ева выехала немедля,

билет на поезд купила, ерзая от нетерпения в такси. Да что с Машкой?!

Больница вселяла ощущение полнейшей безысходности. Облупившиеся зеленые стены, серо-белые потолки, больные в застиранных халатах с безжизненными выражениями на лицах. Пахло хлоркой и страданиями. Еве физически было неприятно здесь находиться. Она не успела на часы приема, но всунула медсестре тысячерублевую купюру; бежала по коридору, отгоняя дурные мысли. Чуть не снесла с ног горбатую старушку в ночной рубашке. Та от неожиданности выронила чашку, Ева поймала её у самого пола и сунула в скрюченные артрозом пальцы. В спину ей посыпались проклятья.

Машку поместили в палату на шестерых. Шесть железных коек, застланных старенькими простынями. Наволочки желтоватые, рисунок на постельном белье выцвел. Неужели Егор не подобрал Машке приличной палаты?! Или она сама, глупышка, попросила не возиться с ней?

Машка лежала у окна, укутанная в одеяло до подбородка. Ева ахнула: лицо сестры покрывали кровавые ссадины. Нос распух, губы вздулись. На правой щеке бордовый синяк.

– Что с тобой?! – вскрикнула Ева.

Женщина на первой кровати от двери цыкнула.

– Не мешайте отдыхать. Позову врача, и вас выгонят!

Ева повторила вопрос одними губами.

– Упала с лестницы. – Машка отвела взгляд.

– Всем телом? – Ева села на краешек кровати, но Машка поморщилась даже от легкого прикосновения Евиного бедра к своей ноге.

– Да ерунда, – попыталась успокоить она. – Жить буду. Видишь, даже ничего не переломала. Голова только болит, как пилой пилят. Бр-р.

– Где твой муж?

Машка закусила губу. У неё был взгляд человека, не верящего ни во что хорошее. И Ева догадалась. Она сдернула с сестры одеяло. На загорелой шее синел след от удушения. На руках синяки. На животе гематома.

– Его должны наказать, – прошипела Ева. – Ты подала заявление в полицию?!

– Никто его не накажет. – Машка сжала холодной ладошкой руку Евы. – Ты забыла, кто его папа? А кем его папа приходится начальнику управления внутренних дел? Ты же не маленькая, Ев. Всё уже хорошо. Он ушел…

– Что произошло? – Она застонала от безысходности и злости. – Расскажи мне, почему ты молчала?

– Он запрещал говорить. Ев, он сначала очень добрый был, я его по-настоящему полюбила. А потом как с катушек сорвался. То пощечину влепит, то ещё что… Ну, не важно.
– Она тряхнула головой, поморщилась. – И тебе запретил жаловаться, угрожал убить и тебя, и меня. Он, знаешь, по животу меня бил и повторял: «Жаль, не беременна». А я такая радостная была, что не успела забеременеть.

Машка выдавила жалкое подобие улыбки.

– А тут я сбежать удумала куда-нибудь. Представляешь, даже не подумала - куда. Просто подальше от него. Ну, не получилось, но оно и к лучшему. Он меня поймал, побил... Я сознание потеряла, – она продолжила шепотом, – тогда он меня сдал в больницу и написал заявление на развод. Смс-ку отправил, мол, я могу быть спокойна – нас развели задним числом. Видишь, всё хорошо будет! Только мне одной выть хочется. Я как подумаю, во что вляпалась. Ев, не бросай меня, пожалуйста.

Они мало поговорили. Машка старательно изображала радость, но было видно, с каким трудом дается ей каждое слово. Когда сестра совсем обессилила, Ева поцеловала её в макушку и ушла. На улице она позвонила Сергею. Не вдаваясь в подробности, сообщила, что временно уехала и не знает, когда приедет. Сергей засыпал вопросами, потребовал назвать адрес, пообещал тотчас примчаться.

– Не вздумай, если любишь меня, – мягко, но настойчиво сказала Ева. – Позже всё объясню.

Она переночевала в гостинице (в той самой, где когда-то кутили мигранты), а утром понеслась к сестре с мандаринами и её любимым молочным шоколадом. Машка приняла подарки с недоверием, долго гладила шоколадку по обертке – как маленькая девочка, которая никогда не получала сладостей.

Этот изверг искалечил её! Выбил передний зуб, но зуб - мелочи по сравнению с остальным; вставят коронку. И голова у неё безумно болела, но и головную боль они вылечат. А вот то, что Егор истерзал невинной девочке душу, вбил пинками страх – этого Ева простить не могла. Ночи напролет она продумывала план мести. Но всё впустую. Его отец – крупная шишка. Его не накажут.

Решено, как только Машка оклемается, Ева увезет сестру к Сергею. Тот поймет. Они уедут из города детства, и призрак бывшего муженька Машку отныне не потревожит. И институт она закончит дистанционно. Не страшно, всякое бывает. А вот садиста Ева непременно накажет. Поймет только, как именно.

Ева попробовала обратиться к Олегу за помощью, но тот не захотел слышать бывшую любовницу.

– Милая, прости, я забываю женщин, как только расстаюсь с ними. Сотри мой номер.

И первым повесил трубку. Ну и ладно! Сами справятся.

Две недели сестренка приходила в себя. Зашуганная, она не сразу вспомнила, как улыбаться по-настоящему. Но Ева старалась ради своей малышки. Кроме Машки, у нее никого не осталось из родных. Мама с папой погибли, дальним родственникам плевать на двух сирот. Родня погуляла на богатой свадьбе и разъехалась по другим городам, даже не пообщавшись.

Сергею она, конечно, всё рассказала, но приезжать запретила. У него много дел, да и Еве некогда – на ней лежит забота о сестре.

В день выписки Ева плясала от радости. Она прикупила Машке платьице до колена с обворожительным кружевным верхом. Кожаные сапожки на небольшом каблучке. Набрала побрякушек – сестренка обожала яркие украшения. К трем часам Ева приехала в больницу, счастливая донельзя. Влетела в палату. И застала кровать сестры пустой. Постельное белье было снято, на пружинах лежал только голый матрас с не отстирывающимися желтыми пятнами.