Проклятая благодать
Шрифт:
— Уходите, — приказал я и вскарабкался к изголовью кровати.
Но они не двигались. Они просто смотрели. Всегда просто смотрели.
А потом я увидел других мертвецов, подошедших сзади, разрывая мое сердце надвое. Тех, о ком я заботился.
— Нет, — взмолился я, протягивая руки. — Пожалуйста. Пожалуйста, не приходите ко мне больше…
Мой голос затих, когда они заняли свое обычное место рядом с повстанцами.
Все они смотрели на меня мертвыми глазами, их кожа была серой и тонкой.
— Пожалуйста.
Я почувствовал,
— Оставьте меня в покое! — закричал я. — Пожалуйста… просто оставьте меня в покое, — прохрипел я, не имея сил и пытаясь дышать.
Дверь в спальню распахнулась, и вбежала Фиби.
— AK?
Она в панике оглядела комнату.
— Убери их отсюда. — Я указал на край кровати. — Заставь их уйти. Пожалуйста…
— Кого? — тихо спросила она.
— Их. — Я указал на каждое изуродованное лицо..
— АК, — прошептала она и осторожно забралась в постель.
— Где ты была? — спросил я, когда ее рука коснулась моего лица.
— Я ходила за водой. Только что вышла из комнаты. Но сейчас я здесь. Успокойся…
Я посмотрел в ее голубые глаза и признался:
— Я убил их.
Фиби напряглась.
— Кого?
— Их, — сказал я и указал на край кровати. — Они причинили боль моему брату. Они чуть не убили его, поэтому я убил их. Убил их так, как они того заслуживали. Но теперь они не уходят. Они никогда не уходят. И они тоже…
Я указал дрожащей рукой на двух людей, которые преследовали меня больше всего.
— АК, я ничего не понимаю.
Она придвинулась ближе ко мне, взяла за руку и крепко сжала. Я посмотрел на ее тонкие пальцы в своих.
— У него было посттравматическое расстройство, — сказал я едва слышно. — Они отправили его в больницу в те месяцы, когда я еще отбывал остаток своей службы. Я не мог с ним увидеться — его привезли обратно в Техас. Я не знал, насколько все плохо, пока не вернулся домой. А вернувшись, я обнаружил, что мой брат в полном дерьме… за гранью полного краха.
Фиби поцеловала мою руку, и я посмотрел ей в лицо.
— Я не знал, что делать. Он пил, но хуже того… Подсел на героин. Я вернулся домой и обнаружил, что мой брат был наркоманом уже несколько гребаных месяцев, и никто мне ни хрена не сказал. Мысленно он все еще жил в Ираке. Все еще в той гребаной комнате, теряя рассудок. Проживая пытку день за днем. Для него это никогда не кончалось.
— Я все равно не понимаю, — сказала Фиби.
— Мой брат.
Я почувствовал боль от простого произнесения этого слова.
— Я убил своего брата, Фиби. Сапоги… у двери, оружие в сундуке. Это его хижина, в которую он привозил меня ребенком. Он мертв, и это моя вина.
Я бросил взгляд на него, стоящего в ногах у моей кровати, с его запястий и горла капала кровь, его тело было слишком худым и слабым. Он протянул мне руку, чтобы я взял ее, но
— Это я во всем виноват, — повторил я. — Я облажался. Потерял все, потому что облажался.
Руки Фиби сжались в моих.
— Расскажи мне. Расскажи, что случилось. Тебе это нужно, АК. Я здесь. И не дам тебе упасть. Не позволю им причинить тебе вред.
Я посмотрел ей в глаза и, не имея больше сил бороться, рассказал ей все. Впервые в жизни кому-то рассказал обо всем — вступление в морскую пехоту, похищение, пытки.
Что я сделал.
А потом…
Она махала мне рукой, пока я проходил через аэропорт. Я передвинул сумку повыше на плечо и улыбнулся, увидев, как маленький человечек оторвался от ног Тины. Зейн пробился сквозь толпу и бросился в мои объятия.
— Зейн! — Я крепко прижал его к груди. — Я скучал по тебе, приятель!
Зейн сжал меня в ответ.
— Я тоже по тебе скучал, — сказал он.
Я откинул голову, чтобы посмотреть на него.
— Черт! Насколько ты вырос?
Он пожал плечами.
— Довольно на много.
Парень не шутил. Не могу поверить, как сильно он изменился за девять месяцев.
— Привет, незнакомец.
Я обернулся и увидел Тину. Я улыбнулся своей невестке, но быстро спрятал улыбку, когда по-настоящему посмотрел на нее. Она была совсем худой. Ее лицо было осунувшимся, и, черт возьми, она выглядела уставшей.
— Привет. — Я оглядел аэропорт в поисках брата. — Где Девин?
Тина отвернулась. Когда она оглянулась, ее глаза были полны слез. У меня упало сердце.
— Папа в больнице, — сказал Зейн, и я замер.
— Что? — спросил я Тину.
Она взяла меня за руку.
— Поехали домой. Там я тебе все объясню.
Я последовал за ней через аэропорт. Мы молчали в машине, позволяя Зейну рассказать о последних девяти месяцах и о том, что я пропустил. Но все, что я мог услышать, было: «Папа в больнице».
Когда мы вернулись домой, Тина отправила Зейна в его комнату. Я сел за кухонный стол, а Тина приготовила кофе. Она прислонилась к стойке, и только когда я увидел, что ее спина дрожит, я понял, что она плачет.