Проклятая Черной Луной
Шрифт:
Мотоко приосанилась, смерила Яру оценивающим взглядом, словно видела впервые.
— А ты, вижу, отрастила совсем острые зубки, дорогая. Что ж, тебе даже идет. Но это не я прячу на чердаке мужчину. И, если уж тебе нужен символ моей надежности, то вот он. Я клянусь, что никому не расскажу о твоем секрете. Иначе страдать нам обеим в страшных муках.
— А что будет потом? Если я выполню твою просьбу? — торопливо спросила Яра. Мотоко пожала плечами.
— До этого нужно еще дожить. Получится?
— Сделаю все возможное, —
Мотоко кивнула и, бросив еще один взгляд на потолок, удалилась. Когда дверь за ней захлопнулась, Ран постучал в люк. Яра открыла. Юноша опасливо осмотрелся по сторонам, а затем, впервые за долгое время, вылез из своего убежища.
— Госпожа, я поражаюсь твоей смелости, — сказал он и торопливо поклонился.
— Ради всего святого, Ран, не сейчас, — раздраженно дернула подбородком Яра. Ран стушевался. — Тебя нужно куда-то перепрятать. Если она не сдержит слово, то у нас обоих будут проблемы.
— Не беспокойся обо мне, — улыбнулся юноша. — Делай, что должно, а я останусь здесь.
Яра непонимающе посмотрела на молодого человека. Тот лишь улыбнулся еще шире.
— Все будет хорошо. Наша задача сделать так, чтобы армия императора смогла подойти к городу незамеченной. У меня есть план, но нам понадобится все наше мужество, чтобы как следует отвлечь Гекко.
— Ты знаешь, в какое убежище отправили двор? — вдруг спросила она. Ран кивнул. — Отлично. Напиши им. Там много военных, которые оставались верны Империи.
***
Мотоко сидела в покоях, прижавшись ухом к стене. Через тонкое, почти невесомое, бесценное дерево ветра все равно было ни слова не разобрат, как будто древесину заколдовали. Либо Гекко говорил шепотом. Накануне он выезжал в город, светил лицом перед разъяренной толпой, для которой ничего не изменилось, только число трупов на улицах выросло.
Гекко сумел их уболтать — кто бы сомневался? Он вновь и вновь с жаром рассказывал: сколько боли их родному краю причинила Империя. Он тряс кулаком, объясняя недовольным людям, как малым детям, что сейчас они неизбежно проходят период очищения, когда все лишнее, старое, гнилое само собой будет утекать.
Люди слушали, широко раскрыв рты, а потом замолкли, будто громом пораженные. Слова Гекко звучали страшно. Никому не хотелось оставаться на задворках их прекрасной истории, каждый хотел увидеть остров свободным, прекрасным и процветающим. И никто не решался возразить — вдруг это сочтут предательством. Довольный произведенным эффектом, Гекко выписал своим «слушателям» пару ящиков браги из дворца, а потом, по возвращении, приказал накрепко закрыть ворота дворца и выставить с территории всех горожан.
На душе было паршиво. Все раздражало. И даже Юн, всегда готовый поговорить с ним и выслушать его планы относительно будущего острова, сегодня всем своим видом бесил.
— Они только и делают, что требуют, — процедил Гекко, встретившись взглядом с Юном. Бывший приближенный императора, а теперь генерал, сидел, пристально изучая линии рек и дорог на картах острова.
— Это все, на что они способны, — с нотой сожаления пожал плечами Юн.
— Они попросили освободить им город — я его освободил. Они просили веселья и еды — я их давал. А теперь они сами не знают, чего хотят. Мол, «верни, как было раньше». Я отменил лунные праздники, титулы, гороскопы, всю эту хрень, а они опять недовольны!
— Они не недовольны, они просто не привыкли. И ты не привык, — строго заметил Юн.
— Я уже привык! — всплеснул руками Гекко. — Взгляни на меня, само спокойствие. Чувствую себя, как рыба в воде.
— Они хотят стабильности, — невозмутимо повторял Юн. — Империя давала им стабильность и предсказуемость. Ты им пока этого дать не можешь.
— Естественно, если они сами воду мутят! — рыкнул предводитель и рухнул на сваленные в углу подушки. — Может, устроить фестиваль? Праздник. Назовем его «Днем независимости».
— Для начала проспись. Ты сам не свой, — предложил Юн.
Этого-то и ждала Мотоко. Она подхватила поднос с чаем и, два раза стукнув в дверь, вошла в кабинет, сверкая улыбкой.
— Расслабляющий чай, — торжественно объявила она и, сдвинув карты, поставила поднос на столик. Гекко смерил ее недовольным взглядом. Затем удостоил таким же Юна. Мотоко совершенно невозмутимо разлила чай по чашкам и села среди мужчин. — Я думаю, нужно как-то устаканить жизнь во дворце. Вернуть системность, церемониал. Народ же обожает обсуждать то, что происходит за закрытыми дверями. Почему бы нам не показать, что все в порядке?
— У нас и так все в порядке, — процедил Гекко. — Никаких церемоний, у нас свобода.
— У тебя молодая девушка заперта на чердаке под надзором стражи. Или ты забыл? — сверкнула глазами Мотоко. — Не нашел лучше примера для запугивания? А, Гекко? Это ведь не просто девчонка из провинции, ты сам сделал ее символом восстания, делил с ней торжественный ужин в честь победы. А сейчас все только и делают, что обсуждают, в каких позах и как часто ты ее трахаешь, чтоб справиться с паникой.
Лицо Гекко перекосило яростью. Он стукнул по столу так, что чашечки поскакали к краю столешницы, расплескивая чай.
— Не смей так говорить обо мне, — рыкнул он. Мотоко только пожала плечами.
— Это не мои слова. Так все говорят. Но в твоих силах это изменить.
Гекко стиснул зубы, но так ничего и не ответил. Несколько минут он сидел, считая вдохи и выдохи, пока под ребрами вилась огненным ураганом ярость.
— Ты слишком напряжен, — смягчилась Мотоко. — Может, тебе стоит взять перерыв?
— И на кого мне оставить наш город? На вас, прихвостней императора? — хмыкнул мужчина. Юн и Мотоко переглянулись, но так ничего и не сказали.