Проклятая каста
Шрифт:
– Ну, наверное, от агентурной разведки.
– Агентурная разведка назначала штук 20 сроков нападения гитлеровцев, ты это и сам знаешь. А мы, как видишь, прекрасно знали, как будет действовать враг. Знали, потому что это все уже было.
– Что значит, «было»?
– А вот то и значит, что Лева попал к нам из будущего, и в его варианте истории все это уже было.
– Из будущего?
– Из 2012 года.
– Но как?
– Миш, я бы сам хотел знать, как, единственно помню, как взорвался фонарь во время бури в Магадане в 2012, а очнулся в больнице
– Магадан? Там же каторга, как ты оттуда выбрался?
– Нормально выбрался, каторга при царе была, а сейчас – перевоспитание.
– Помнишь Берзина? Ну, на пикнике, который Буденный устраивал еще в 36-ой дивизии, с женами и детьми, – опять взял ситуацию в свои руки Абакумов.
– Да, помню, мы еще тогда все на «ты» перешли, – улыбнулся Михаил.
– Вот Эдуард Петрович Леву в Москву ко мне и направил, у него проблемы были с Фриновским, если бы он или кто-то из его людей на материк выбрался, их бы арестовали, как маршала Блюхера.
– Блин, ну вы нашли, мужики, когда такие новости сообщать, я ведь завтра подумаю, что мне это по пьяни пригрезилось.
– Ладно, спросишь, мы тебе еще раз расскажем, да Лева еще покажет свои причиндалы, которые Берзину и мне показывал, чтобы мы поверили, просто сейчас записная книжка электрическая у товарища Сталина, а на телефоне Анька английский учит, только ты не болтай об этом пока.
– Ну, об этом мог бы и не предупреждать, – даже обиделся Михаил.
– Ну и чего ты решил с Мишей разоткровенничаться? – спросил я, когда тот закрыл за нами дверь квартиры.
– Давай я тебя провожу, а то точно Жуков в темном подъезде подкараулит, – спускаясь по лестнице, пошутил Виктор. – Он прав, не по-дружески получается друга в-темную использовать.
– Ну а про прогрессорство же не рассказал.
– Ну ты, Лева, чудак, хочешь, чтобы у Михаила тут же ум за разум зашел? – рассмеялся Абакумов. – Про прогрессорство можно будет говорить только, когда коммунизм построим, а вот твое попаданчество скоро станет секретом Полишинеля.
– Почему?
– Товарищ Сталин хочет использовать его, чтобы принудить немцев заключить мир.
– Для этого ноутбук взял?
– Да, Лаврентий Палыч говорит, мол, нельзя использовать технику, которой нет у туземцев. Но товарищ Сталин ему возразил, что это ведь не наша техника.
– А про использование техники из будущего нигде не сказано, – усмехаюсь я.
– Сечешь фишку, – хитро улыбается словечку из будущего Виктор, – да и своим раскрыть, почему ты такой продвинутый и всем необходимый, а то товарищи уже головы сломали, кто такой Лева Абалкин и чего с ним так все носятся.
– Думаешь, народ такое переварит?
– Ну, до народа, думаю, не дойдет, останется в верхах, но знать о тебе скоро будет гораздо больше людей, чем раньше, вот и решил Михаилу тоже рассказать… по-дружески.
– Понятно, когда там самолет-то на завод пойдет?
– Не терпится вернуться к своим зэкам? Или, может, какая симпатичная зэчка завелась?
– А я не такой, как у твоего отца дети.
– Ну и нечем тут гордиться.
На улице уже не морозно, в свете фонарей порхают еще несмелые снежинки. Пожав друг другу руки, мы разошлись по своим подъездам.
Осторожно, стараясь не звякнуть лишний раз ключом, открываю дверь, вслушиваюсь в темную тишину квартиры. Лампочка под потолком загорается особенно ярко после полного мрака. Снимаю шинель, вешаю ее на вешалку. Теперь отнести на кухню кастрюлю.
Прикрыв за собой дверь, открываю воду в раковине. М-да, брусок хозяйственного мыла и тряпка не особо хорошо заменяют губки и «фэйри». Сейчас-то уже привык, а по первости, мытье посуды просто бесило. Поставив вымытую кастрюлю на расстеленное полотенце, выключаю свет.
В спальне, в свете уличных фонарей, проникающем сквозь окна, не так темно, как в прихожей. Тикают ходики, оставшиеся от предыдущих хозяев квартиры, на комоде с зеркалом поблескивают какие-то склянки и баночки. Аня спит на своей половине кровати, рядом на подушке лежат наушники и телефон. Ей нужно учить английский, чтобы стенографировать международные встречи. Блин, ноут товарищ Сталин отжал, телефон жене оставить придется, а то научиться воспринимать английский на слух без практики очень сложно. Что я делать-то буду у себя в Сибири? Придется в лагерную библиотеку идти, вспомнить детство, когда читал бумажные книги.
В тепле квартиры меня слегка подразморило, пока раздеваюсь, немного пошатывает. Ныряю под одеяло в сонное тепло женского тела, стараясь поменьше дышать в сторону жены. Но Аня, даже не просыпаясь, переворачивается и удобно устраивается под моей рукой. Закрываю глаза, голова слегка кружится. Все, спать.
14
Кажется, я все-таки уснул. Сказались нервотрепка и недосып организации отправки на фронт нашего ракетного подразделения. И то, до нас ни кто еще не выводил к линии фронта 50 железнодорожных транспортеров с баллистическими ракетами. Учитывая, что размещали их после сборки на разных удаленных станциях, собрать всю эту рать было не так уж и легко. А, может, и не уснул, пейзаж за окном вагона не изменился. Такой же лес, только поезд стоит, именно толчок остановки состава привел меня в чувство.
Выглянув в окно, я увидел, что от остановившегося позади в кривой состава уже бегут в лес бойцы батальона НКВД, осуществляющие ближнее прикрытие позиции старта нашего поезда, везущего пять пусковых с установленными на них ракетами. Так что ни какому диверсанту, не добраться до нашего секретного груза. Каждую из пяти железнодорожных линий, на которые выведены поезда, прикрывает своя стрелковая дивизия из состава резервных фронтов, так что и оказавшихся в неглубоком тылу вражеских подразделений тоже опасаться не нужно. А вот от пиратов Геринга каждые два поезда, защищает истребительный авиаполк.