Проклятая звезда
Шрифт:
— Сестра, пожалуйста, — шепчет женщина бескровными сухими губами.
Оглянувшись было на сестру Софию, я понимаю, что женщина обращается ко мне. Из кувшина на прикроватной тумбочке я наливаю в стакан мутной воды и подношу его к губам страдалицы. Она делает глоток и отворачивается.
— Мне нужна моя малышка, — ожесточенно говорит она.
— Мне очень жаль, — говорю я. Интересно, какие еще страдания пришлось вынести этой женщине, почему она оказалась в этом страшном месте. — Я ужасно вам соболезную.
Не надо было этого говорить.
— Нет! —
Я хватаю ее за тонкие запястья и снова укладываю на подушку, прежде чем она оказывается на полу.
— Подождите. Вы не в себе, мэм. Так вы поранитесь.
Я произношу все это без выражения, но внутренне холодею от ужаса. Женщина очень больна, я почувствовала это, едва до нее дотронувшись. Чудо, что она не отправилась на тот свет следом за своим ребенком.
— Да какое мне до этого дело? — Она пытается вырвать руки. — Лучше умереть, чем доживать в этом аду. И тогда я снова буду с ней. Мне сказали, это была девочка. Моя единственная дочка!
Я цепляюсь за новую информацию:
— А сыновья у вас есть?
Она кивает, утирая слезы тыльной стороной ладони:
— Двое.
— Тогда вы должны поберечь себя. Детям нужна мать.
Но она лишь плачет еще горше:
— Я больше никогда их не увижу. Когда они вырастут, они будут ненавидеть меня за то, что я их бросила, — скулит она.
— Нет. Вы их мать. Они все поймут, когда подрастут.
Мне бы очень хотелось пообещать ей, что она непременно выйдет на волю и снова увидит своих детей. Но с чего бы ей верить мне — мне, облаченной в монашеские одеяния. Да и как дерзну я обещать подобное?
— Да что ты об этом знаешь? Ты ж Божья невеста, — горько иронизирует она. — У тебя и детей никогда не будет.
Ох. Я бы хотела когда-нибудь стать матерью.
Я думаю о сыновьях этой женщины. Я представляю себе двух белобрысых мальчишек, вижу, как задрожат их губы, когда они узнают, что мамы не стало. Я знаю, каково это. Я обхватываю ее запястья и изо всех сил желаю, чтоб она вернулась домой к своим мальчикам. Пусть ее дети никогда не познают сиротской доли. Я желаю, чтобы она поправилась и была достаточно здорова, чтоб бороться, когда придет время.
Из меня изливаются чары. Они опустошают меня, выворачивают наизнанку, стягивают мои внутренности в тугой узел. Это больно. Это очень больно. Это намного больнее, чем тогда, когда я исцелила Мэй. Я оседаю у постели, у меня кружится голова, но я стараюсь сохранить в мыслях образ двух мальчуганов. Я не отпускаю запястий больной. У меня получится. Я должна это сделать. Ради них, мальчишек.
— Кейт!
Рука сестры Софии ложится на мое плечо и оттаскивает меня назад, разрывая контакт. Я затуманенным взором смотрю на свою пациентку. В голове шумит. Женщина в кровати, не слишком переменившись, озадаченно смотрит на меня снизу вверх. Немудрено, ведь я почти потеряла сознание. Сработали ли чары? Этого не узнать, не дотронувшись до нее, но, прикоснувшись к ней, я почти наверняка
Сестра София извиняется за меня перед присутствующими, что-то объясняя насчет того, что я еще очень неопытная сиделка и слишком распереживалась из-за чужого горя. Потом она обнимает меня за талию и ведет из комнаты, по коридору, за дверь… прямо под снегопад. Меня рвет на придорожную траву. Сестра София водворяет меня в карету, укладывает на кожаное сиденье и велит не вставать. Только теперь можно, наконец, задать вопрос, который все это время беспокоил меня:
— Она выживет?
Смогла ли я? Хватило ли у меня сил?
Я и сама поражена тем, как сильно хочу, чтобы мое заклинание сработало.
Сестра София изучающе смотрит на меня. Она так мила, что немудрено забыть о ее недюжинном интеллекте и познаниях в анатомии и биологии, которые сделали бы честь любому врачу-мужчине. Наши послушницы шепчутся, что однажды сестра София препарировала человеческое тело.
Она протягивает руку и до боли материнским движением убирает с моего лица выбившиеся из прически волосы.
— Ты чувствовала свою связь с ней? Сильную связь, да?
Я киваю, и карета немедленно начинает кружиться.
— Я знаю, каково остаться без матери.
— Я подумала, что ее случай может отозваться в тебе, с твоей-то биографией, — признается сестра София. — Она поправится. Ты разве не почувствовала, что чары подействовали?
— Наверное, я слишком сосредоточилась на том, что делаю.
— Так бывает иногда, когда пытаешься вылечить по-настоящему тяжелого больного. Тогда трудно соблюдать правильный баланс. Наша работа требует сопереживания, но ты должна оставаться достаточно отстраненной, чтобы чувствовать, как работают твои чары и когда уже пора остановиться. Если ты попытаешься исцелить болезнь, которая сильнее твоего дара, ты сама можешь очень серьезно захворать.
Головокружение и тошнота немного отступили. Я спустила ноги на деревянный пол кареты и села.
— Эта женщина умерла бы здесь без лекарств и надлежащего ухода, — продолжает сестра София, устремив на меня внимательный взгляд своих карих глаз. — Ты спасла ей жизнь, Кейт. Такой работой можно гордиться.
— Я… то есть благодарю вас.
Мысль о том, что можно гордиться своим колдовством, кажется мне дикой и неправильной. Но спасением этой женщины действительно можно гордиться. Это было больно и трудно, но — правильно.
— Пока не пришли остальные девочки… — Сестра София подается вперед, уперев локти в колени под черной юбкой. — У тебя очень сильный дар целительства. С ним ты сможешь сделать много добра. Но есть кое-что, что тебе надо знать. Могу я говорить откровенно?
— Да, пожалуйста.
— Во-первых, ты должна быть очень осторожна, когда работаешь в больнице или в любом другом общественном месте, чтобы никто не догадался, что ты ведьма. Здешним сиделкам ни до чего нет дела, они не станут нас подозревать. Но если мы вдруг полностью излечим сразу нескольких пациенток, это привлечет внимание. И к тебе, и ко всему Сестричеству.