Проклятье древней гробницы

По мере того, как приближалась археологическая выставка, Жаров все чаще заглядывал в оба ящика своей газеты – как в ячейку на главпочтамте, так и в интернете, надеясь найти персональное приглашение. Приглашения не было даже за три дня до открытия выставки. Это означало, что его и вовсе не будет. Можно было «обидеться» и забыть об этих странных ученых, нашедших могилу Овидия в окрестностях Ялты, хотя каждому школьнику известно, что первый в мире певец эротики похоронен в Констанце, однако чисто журналистское любопытство победило самолюбие: Жаров закрыл свою маленькую редакцию на ключ и пошел. Ничего, обойдется. Будет не аккредитованным репортером, а просто обычным посетителем.

Позже, вспоминая эту историю, записывая ее от третьего лица, в надежде протолкнуть весь свой сериал на киностудию, которая, впрочем, давно ничего не снимала, он с грустью думал, что история-то не очень киношная: убийства начинались где-то с середины, а поначалу шла какая-то длительная экспозиция преступлений, будто накапливалась некая чудовищная энтропия – таинственные случайности, мистические параллели с Египтом и даже вполне реальный призрак… Не говоря уже о чисто земной влюбленности, которой и вовсе не место в классическом детективе.

Пять минут пешком через дворы, и Жаров уже стоял перед афишей выставки, рассматривая череп, грудную клетку и далее – весь скелет певца эротики, наполовину расчищенный от земли, лежащий по античной традиции на правом боку. Рядом с ним поблескивала метровая линейка, скелет будто обнимал ее. Был виден длинный конический кинжал, какие-то глиняные сосуды. Среди них особо выделался один – примечательный кувшинчик с треугольным сколом на горлышке.

Вокруг раскопанной ямы толпились люди, одетые чрезвычайно легко, будто не над могилой они склонились, а позировали на пляже.

Жаров сразу заметил ее: красивая женщина энергичного вида, с целеустремленным взглядом. В руке большая археологическая кисть, и этот застывший на фото жест означал, что женщина постукивает кистью о ладонь. Одета в легкий купальник с юбочкой. Жаров знал, что это руководитель экспедиции, Татьяна Лебедева: он не раз видел ее в инете и на фото в газетах, но не имел чести быть представленным ей лично.

Остальных археологов Жаров осмотрел мельком: две девушки и юноша, парень средних лет с ликом художника и старик – все в шортах, в футболках, панамах от солнца, а старик – грустный, даже унылый пожилой человек – в самодельном головном уборе-кораблике из газеты. Жаров пригляделся: нет, то был не «Крымский криминальный курьер», а всего лишь «Литературка». Оно и понятно: разве может человек науки интересоваться детищем какого-то Жарова? Скорее, это был профессор Коровин, недавно погибший, о чем на днях сообщала местная пресса.

Такова была надпись на афише. Неплохое название для статьи, – подумал Жаров. – Пусть обвинят его в плагиате, пусть эта женщина вырастет на пороге редакции в своем купальнике, потрясая свежим номером…

Жаров вошел в здание выставочного зала. Экспонатов было немного – предметы римской культуры: небольшие амфоры и вазы. Именно они были изображены на афише. Жаров узнал среди них и тот самый кувшинчик, особую примету которого трудно не заметить. В центре экспозиции, на возвышении под стеклом – белела квадратная мраморная табличка с латинским текстом.

В дальней части зала собралась группа людей. Жаров услышал низкий, хорошо поставленный женский голос, все отчетливее различал слова. Это была та самая археологиня: она выступала перед аудиторией, представляя свою выставку. В руке женщина держала указку, постукивала ею по ладони.

– …и предметы быта древних римлян, – уловил Жаров, приближаясь. – Среди них есть достаточно ценные артефакты: изделия из драгоценных металлов, медный половник, которым разливали вино… Чего вы улыбаетесь?

Жаров вздрогнул, недоуменно оглянулся: он и в самом деле рассматривал зеленоватый, мутно блестящий медный половник, и улыбался… Нет, как было видно издали, Лебедева говорила эти слова одному из слушателей – известному в городе черному археологу, то ли по имени, то ли по кличке «Рудольф», который пристально следил за успехами своих белых коллег, что вполне естественно.

– Да! – продолжала Лебедева, окинув его строгим взглядом. – Медь в те времена ценилась выше, чем золото. Но все меняется, господа. Вот, например, расколотый кувшинчик, который древние хозяева просто выбросили, стоит сейчас немалых денег…

– И где его можно купить? – небрежно поинтересовался Рудольф.

– Перестаньте! – одернула его Лебедева. – Вы-то уж лучше меня знаете. На черном рынке, разумеется, – это пояснение она сделала уже для слушателей. – А вот мраморную плиту со стихами самого Овидия вы не найдете нигде. Мы предполагаем, что буквы высечены собственной рукою поэта. И нет никакого сомнения, что скелет, найденный нами, Овидию и принадлежит.

Она указала на большую витрину, где вместе с землей и фрагментами керамики, в своей естественной среде, лежал скелет, точно также, как и на фотографии в раскопе.

– Ой ли? – огрызнулся Рудольф.

– Мы уже почти не сомневаемся, – парировала Лебедева. – А вы, мой драгоценнейший, не мешайте читать лекцию! Так вот… Месяц назад в окрестностях Ялты мы начали раскопки древнего захоронения, которое содержит ценные предметы. Известно, что на мысе Ай-Тодор находилась римская колония Харакс. Раскопки показали сенсационный результат. Есть все основания предполагать, что обнаружена могила античного поэта Овидия. Самая ценная находка – стихи Овидия, выгравированные на мраморной табличке. Этот предмет и навел нас на мысль, что скелет принадлежит поэту. В дальнейшем, шаг за шагом, мы стали находить в раскопе новые доказательства этому сенсационному факту. Давайте же теперь перейдем к осмотру нашей главной находки.

Жаров как раз и стоял подле витрины с главной находкой – стиховой плитой – и с интересом рассматривал высеченную в камне латинскую надпись. Лебедева направила сюда группу экскурсантов. Рядом с Жаровым оказалась высокая пожилая женщина с шарообразной лиловой химией на голове. Она глянула в сторону приближающейся группы и отошла, успев, однако, переброситься с Жаровым несколькими словами, будто размышляя вслух в глубокой задумчивости:

– Это очень странная гробница, очень. Я никогда не видела ничего подобного.