Проклятье Победителя
Шрифт:
— У них молоко на губах еще не обсохло, но все впереди. — Ее отец пожал плечами. — Они нужны нам.
Кестрел кивнула. Валорианцам постоянно приходилось иметь дело с варварами, которые устраивали набеги на окраины империи, и за последние пять лет, по мере увеличения государства, эти вторжения становились еще более частыми. Они ничем не грозили Геранскому полуострову, но генерал Траян часто лично тренировал батальоны, которые позже должны были отправиться воевать на границах империи.
Генерал подцепил вилкой глазированную морковку. Кестрел поглядела на серебряный прибор, зубья которого ярко блестели при свечах. Это было геранское изобретение, и оно вошло в культуру ее народа так давно, что легко было забыть: когда-то валорианцы ели руками.
— Думал, сегодня днем ты ходила с Джесс на рынок, — произнес генерал. — Почему она не ужинает с нами?
— Я вернулась домой без нее.
Ее отец отложил вилку.
— Тогда с кем?
— Отец, я потратила сегодня пятьдесят кейстонов.
Генерал взмахнул рукой, показывая, что сумма не важна. Его голос был обманчиво спокоен:
— Если ты снова ходила по городу одна…
— Я была не одна.
Кестрел рассказала отцу, кто сопровождал ее домой и почему.
Генерал потел лоб и закрыл глаза.
— Они были твоим сопровождением?
— Я не нуждаюсь в сопровождении.
— Если бы ты вступила в армию, вот тогда не нуждалась бы.
Они снова вернулись к больной теме.
— Я никогда не стану солдатом, — произнесла Кестрел.
— Ты уже говорила.
— Если женщина может сражаться и умирать за империю, то почему ей нельзя ходить одной?
— В том-то и весь смысл. Женщина-солдат доказала свою силу, и ей не нужна защита.
— Мне тоже.
Генерал положил ладони на стол и рявкнул на девочку, которая подошла, чтобы убрать тарелки, приказывая ей выйти.
— Ты ведь не думаешь на самом деле, что Джесс могла бы защитить меня, — заметила Кестрел.
— Женщинам, не принадлежащим к армии, не разрешается ходить поодиночке. Таков обычай.
— Наши обычаи нелепы. Мы, валорианцы, гордимся тем, что можем питаться мало и выживать, но вечерняя трапеза будет принята за оскорбление, если она состоит из менее чем семи смен блюд. Я могу сражаться вполне прилично, но раз я не солдат, то годы обучения прекращают существовать.
Отец пристально на нее посмотрел.
— Твои навыки никогда не были проверены в схватке.
Это лишь означало, что она плохой боец.
— Ты стратег, — сказал генерал мягче.
Кестрел пожала плечами.
Ее отец продолжил:
— Кто предложил, чтобы я заманил дакранских варваров в горы, когда они напали на восточную границу империи?
Кестрел всего лишь указала тогда на очевидное. Было ясно, что варвары слишком сильно полагаются на кавалерию, а также то, что в засушливых восточных горах лошадям не хватит воды. Если кто-то и был стратегом, то только ее отец. Он разрабатывал свой план даже в этот самый момент, используя лесть, чтобы добиться желаемого.
— Представь, сколько выиграет империя, если ты действительно будешь работать со мной, — произнес он, — посвятив свои таланты обеспечению целостности наших территорий, вместо того чтобы искать логику в обычаях, которые управляют обществом.
— Наши обычаи — ложь.
Пальцы Кестрел сжали тонкую стеклянную ножку чаши.
Взгляд отца упал на напряженную ладонь дочери. Он положил поверх руки Кестрел свою и твердо сказал тихим голосом:
— Это не мои правила. Это правила империи. Сражайся за них и получи свою независимость. Не желаешь — тогда прими ограничения. В любом случае ты будешь жить по нашим законам. — Он поднял вверх палец. — И не жалуйся.
Кестрел решила, что тогда она вообще ничего не будет говорить. Вырвав руку, она встала. Девушка помнила, как купленный ею раб использовал молчание в качестве оружия. За него торговались, его толкали, вели, на него пялились. Теперь его вымоют, постригут, оденут. Но он по-прежнему оставался непокорным.
Сталкиваясь с проявлением силы, Кестрел всегда узнавала ее.
Как и генерал. Он прищурил на нее свои карие глаза.
Кестрел покинула обеденный зал. Она решительно прошла через северное крыло виллы и остановилась у двойных дверей. Отворив их, она на ощупь нашла небольшую серебряную коробочку и масляную лампу. Ее пальцы были хорошо знакомы с этим ритуалом. Зажечь лампу вслепую было несложно. Она могла бы и играть вслепую, но не хотела рисковать тем, что пропустит ноту. Не сейчас, не после того, как сегодня она только и делала, что спотыкалась и ошибалась.
Кестрел выкатила рояль в центр комнаты, провела ладонью по его ровной отполированной поверхности. Этот инструмент был одной из немногих вещей, которые ее семья привезла из столицы. Раньше он принадлежал ее матери.
Кестрел открыла несколько стеклянных дверей, ведущих в сад. Она вдохнула ночь, позволяя воздуху наполнить свои легкие.
Она почувствовала запах жасмина. Девушка представила крошечный цветок, распустившийся во тьме, представила совершенство каждого из его упругих заостренных лепестков. Она снова подумала о рабе, но не знала почему.
Она поглядела на свою руку-предательницу, которая поднялась по собственной воле, чтобы привлечь внимание распорядителя торгов.
Кестрел встряхнула головой. Она больше не будет думать о рабе.
Она села перед рядом почти сотни черных и белых клавиш.
Это были не те занятия, которые имел в ввиду ее отец. Он говорил о ежедневных тренировках дочери с капитаном стражи. Что же, ей не хотелось оттачивать свое искусство владения Иглами или что-то еще, чему, по мнению отца, она должна была научиться.
Кестрел опустила пальцы на клавиши. Она нажала лишь слегка, недостаточно сильно, чтобы молоточки внутри инструмента ударили по металлическим тросам.
А затем она глубоко вздохнула и начала играть.
Глава 4
Она забыла о нем.
Прошло три дня, и, судя по всему, хозяйка дома предала полному забвению тот факт, что купила раба, пополнив при этом коллекцию из сорока восьми невольников своего отца.
Раб не знал, принесло ли ему это облегчение.