Проклятье речного змея

— Ну вот, сейчас работы по наряду закроем и к обеду, глядишь, дома будем, — добродушно хмыкнул в пушистые седые усы начальник участка Фомин.

— Хорошо бы, Михалыч. А то вон какие тучи над долом собираются. Того и гляди ливанет. — Петька крутанул баранку, и бульдозер свернул с шоссе на едва заметную грунтовку. — Много там работенки?

— Да пара покосившихся домишек. Хозяева давно квартиры в новом комплексе получили и переехали. Кому охота без удобств в такой глуши куковать? — Фомин достал папироску, покрутил ее в пальцах, разминая табак, и прикурил, с наслаждением затягиваясь.

— Ну, значит, надолго не задержимся, — рыжий бульдозерист взглянул на часы. — Сегодня футбол по телику. Хорошо бы еще за пивком заскочить.

— Успеешь. Дельце плевое. — Михалыч выпустил сизый дым в приоткрытое окно.

Дорога обогнула лесок, и вскоре показались несколько домишек за покосившимся, потемневшим от времени, хлипким забором.

— О, гляди-ка, ты говорил все переехали, а из трубы дым валит! Не иначе печку топят! — заржал Петька.

В их работе случалось всякое. Бывало, прежние жильцы никак не хотели покидать старые дома. Цеплялись за гнилые доски и полуразрушенные кирпичи до последнего. Иногда приходилось и полицию вызывать, но к этому демонтажники прибегали редко. Слишком уж много времени терялось.

— Погоди-ка, Петруха. — Фомин разложил документы и карты.

Так и есть. Бывшая деревня «Ручьи», сейчас звалась улицей Комсомола их небольшого городка. Но какая к чертям собачьим улица? Затерянная в лесу заимка. А территория давно выкуплена фирмой «СтройИнвест» и утверждены проекты построек. Ошибки быть не могло, но откуда тогда взялся дым?

— Буди Семеныча! Глуши моторы! — скомандовал он Петьке. — Кажется у нас форс-мажор, будь он неладен.

— Э-э-э, Леха, подъем! Приехали! — Рыжий толкнул в бок огромного детину.

Два бульдозера и экскаватор, проехав улочку с покосившимися ветхими строениями, застыли напротив обитаемого дома. Заброшенным он точно не выглядел. Впрочем, как и ветхим. Добротные бревна совсем недавно просмолили и утеплили мхом, резные ставни покрасили веселой голубой краской, а дорожки перед домом и в огороде засыпали свежим песком.

Вокруг стеной возвышался лес, стрекотали кузнечики, жужжали пчелы. Птицы о чем-то весело щебетали. И современная техника смотрелась как-то нелепо и чужеродно на фоне этого оазиса природного великолепия.

Демонтажники высыпали из кабин, а с высокого крыльца спустилась старушка. Самая обычная, каких в городе тысячи. В берете и наспех накинутой болоньевой куртке, под которой виднелся простенький ситцевый халат с цветочным принтом.

— Чего это вам, добры молодцы, в наших краях занадобилось? — неожиданно звонким голосом поинтересовалась она.

— Дык, сносить вас приехали, бабушка. — Развел руками Фомин. — Землю-то выкупили, народ расселили.

Почему-то он совсем неуютно себя чувствовал под пронзительным взглядом синих очей пожилой женщины. Чем больше Михалыч смотрел на нее, тем больше убеждался, что не простая перед ним селянка.

— Кто же, мил человек, мог землю продать, на которой отец мой жил, а до него дед, а еще ранее — прадед, и так много поколений предков. Да и я согласия своего не давала.

— Город, бабушка! Город! Не задерживайте рабочих. Мы люди маленькие. Нам сказали сносить — мы сносим. Документы в порядке.

— Маленькие, говоришь? Стало быть, проблем не решаете, и говорить с вами бесполезно. А где большие-то люди сидят? — синие глаза, словно в душу заглядывали. Фомин поежился.

— Знамо где — в городе, в самом центре!

— Ничего, милок. Найду. — Старушка развернулась и направилась к дому.

— Бабушка! — начальник участка пошел следом, но женщина вдруг развернулась и выставила вперед руку.

— А ну стой, где стоишь! — произнесла она, и Михалычу показалось, что в глазах ее потусторонний свет мелькнул.

Поднявшись на крыльцо, старушка вошла в дом и плотно прикрыла за собой дверь. Фомин бы и рад был последовать хоть куда-нибудь, но ноги словно приросли к земле. Чертовщина какая-то!

— Братва! Клянусь, шагу сделать не могу! — испуганно выкрикнул начальник участка.

Из кабины выпрыгнул проснувшийся Леха, цыкнул на шушукающихся демонтажников и подошел к Фомину.

— Нашел, с кем тягаться, — усмехнулся он. — С ведьмой.

— С ведьмой? — на лбу Михалыча, несмотря на утреннюю прохладу, выступил пот. И едкие капли скатывались на глаза, заставляя жмуриться. — Какая, к лешему, ведьма?

— Настоящая, — ответил Леха, которого вся бригада привычно величала Семенычем.

— И что мне прикажешь делать-то? — Фомин кивнул на приросшие к земле ноги.

— Ждать, пока сжалится и отпустит. Ну, или как вариант — прощения попросить, — пожал плечами детина и удивленно осмотрелся вокруг. — Мы ж вроде ехали улицу какую-то сносить…

— Это и есть — улица Комсомола! Дома с первого по восьмой! Сам посмотри в наряде! А до этого здесь деревня «Ручьи» значилась, — заорал Михалыч, теряя терпение.

— А до «Ручьев» это место «Ведьмин скит» называлось, — лениво ответил Леха и расправил богатырские плечи. — Они тут испокон веков жили. Место силы здесь древнее.

— Кто они?

— Ведьмы. Это уже потом в «Ручьи» переименовали, при советской власти. Дед рассказывал, ключи тут бьют с живой водой. Любые болячки та водица лечит. Только показываются они не всем. Ведьмы все почитай о них и знают. Знал бы, что мы сюда едем, сразу бы предупредил, что зря.

С крыльца спустилась старушка: бодренькая, деловая, в темных брючках и добротных кожаных туфлях.

— А, Лешенька, — улыбнулась она гиганту. — Как мама себя чувствует?

— Вашими молитвами, Агрипина Савишна. На поправку пошла, врачи только диву даются, — пробасил детина.