Проклятие дома Виндзоров

Абаринов Владимир

В городе Уамбо в больнице без электричества и с острой нехваткой коек ей показали девятилетнюю девочку, которой мина вырвала кишечник. Девочка доживала последние часы. Диана поправила на ней одеяло и долго о чем-то говорила, поглаживая ребенка по руке. Девочка не знала английского, а Диана португальского, но это было неважно. «Кто это был? – спросила девочка, когда Диана наконец ушла. – Ангел?» Она умерла в тот же день.

Министр обороны лорд Хау назвал участие Дианы в кампании за запрет противопехотных мин «пустым звоном». Он был задет тем, что действия принцессы Уэльской

противоречат политике кабинета консерваторов. По мнению Хау, у нее были плохие советчики в этом вопросе. Нет чтобы заниматься защитой кошек, как Бриджит Бардо! Гораздо приличнее для светской дамы. «Это сложный, очень специальный вопрос, – твердили чиновники. – Нельзя просто показывать пальцем на безногих и требовать запрета!»

Ее поддержал теневой кабинет Тони Блэра, либерал-демократы, пресса, командующий американскими силами во время войны 1991 года в Персидском заливе генерал Норман Шварцкопф. В ангольский город Кито она прилетела вскоре после того, как там на мине подорвались семеро мальчишек, игравших в футбол на пустыре, как будто очищенном от мин. Она надела бронежилет, защитный щиток на голову и прошла по узкой тропинке через минное поле. «Пара журналистов не успела сделать хорошие снимки, – рассказывает Уитлам, – и в шутку попросили ее повторить. Она понимала, что эти снимки будут иметь огромный эффект. И прошла еще раз».

Спустя несколько месяцев тори проиграли выборы. К власти впервые за 18 лет пришли лейбористы во главе с 43-летним Блэром.

Рано или поздно это должно было случиться. Имя Хасната Хана опубликовал один из лондонских таблоидов. Принцесса Уэльская, писала газета, не желает огласки, потому что боится травмировать сыновей. Над статьей Диана хохотала вместе с сыновьями. Принцы Уильям и Гарри были прекрасно знакомы с Хаснатом и не имели ровно ничего против. Доктор же не смеялся. Он прекратил встречаться с Дианой, и ее смех превратился в истерику.

Для него проблема состояла не только в том, что он не желал входить в круг великосветских бонвиванов – ему это было просто не нужно, все эти тусовки его не интересовали; но и в том, что он, пуштун, не мог и не хотел жениться на немусульманке. Ее готовность принять ислам ничего не меняла.

Кому-кому, а ей было не привыкать налаживать отношения с родственниками жениха. В случае с Виндзорами возражений сословно-религиозного порядка не было – она была им ровней, они ее просто не любили. В случае с Ханами ситуация была совершенно иной: родителям Хасната она нравилась, но пойти против традиций они не могли.

Наступил момент, когда семья устала отмахиваться от назойливых репортеров, и отец Хасната дал интервью английской газете. «Он на ней не женится, – сказал он. – Мы ищем для него невесту. Она должна быть из уважаемой семьи. Должна быть богата, принадлежать к классу выше среднего. Желательно из пуштунов. Если мы не найдем такую среди пуштунов, мы поищем среди других. Но она должна быть, по крайней мере, пакистанской девушкой-мусульманкой».

Вот и весь сказ. В мае 1997 года она приехала в Лахор, чтобы познакомиться с родителями своего Чистюли. Они приняли ее прекрасно, были совершенно очарованы. После чая в саду со взрослыми она играла

в доме с детьми, лежа на полу смотрели всей компанией мультики. Но ее очарование не имело никакого отношения к браку их сына.

В июле Хаснат назначил ей встречу в 10 часов вечера в Гайд-парке. Это было их последнее свидание. Когда в августе родители попросили его передать подарки для Дианы, он ответил, что больше не встречается с ней и потому пусть они отправят свои подарки по почте.

Отвергнутая женщина упивается своим горем. Она порвала с лучшей подругой. Прекратила отношения с матерью – та посмела сказать в интервью, что была против отношений дочери с мусульманином; письма с извинениями возвращались нераспечатанными. Диана злословила по поводу манеры королевы одеваться (тесть, герцог Филипп Эдинбургский, однажды сказал в узком кругу, что его невестка одевается «как стюардесса») и называла семейство Виндзоров «немецкими карликами».

Она страдала манией преследования. Дважды по ее требованию дом проверяли на предмет «жучков». Ей приходили в голову самые мрачные подозрения. Она считала, что королевская семья мечтает избавиться от нее и может подстроить авто– или авиакатастрофу. «Они ненавидят меня и хотят, чтобы я исчезла», – сказала она одному знакомому. Пол Баррелл, превратившийся в самое доверенное лицо, лишь подзуживал, исправно докладывая, какую еще гадость про нее написали таблоиды и кто что сказал по телевизору. После смерти хозяйки этот преданный слуга удачно распродаст ее интимные тайны.

В отличие от нее, ее дети оставались и членами королевской семьи. На летние каникулы они уезжали в Балморал – замок в Шотландии, летнюю резиденцию королевы. Она могла предложить им взамен лишь поместья своих приятелей-нуворишей, но там они были в гостях, а в Балморале – дома.

Принц Уильям сблизился с дедом. Герцог Эдинбургский видел во внуке олицетворение надежд, не воплотившихся в сыне. Оба увлекались военной историей. Уильям через поколение унаследовал специфическое чувство юмора деда, которого начисто лишен его отец.

Диана дико ревновала. Уильям был ее последним достоянием, единственным другом, которому она доверяла многое такое, чего матери обычно не говорят своим детям. По уму он был старше своих лет; он по-мужски подставлял ей плечо. Но он не мог и не хотел превращаться в изгоя. Он – наследник британского престола. Это ему писано на роду. Двор, церемониал, исполнение протокольных обязанностей, почести, подобающие принцу, – все это неотъемлемая часть его жизни. Диана с тоской и страхом замечала в сыне несомненные признаки «виндзоризации».

Другой напастью была Камилла Паркер-Боулс, многолетняя подруга Чарльза (он познакомился с ней еще до Дианы, но его родители признали ее неподходящей партией), которую Диана называла «ротвейлером», и нет сомнения, что Камилла знала об этой кличке. Принц Уэльский перестал делать тайну из своих отношений с Камиллой, начал появляться с ней в свете.

Благодаря умным пиарщикам из окружения Чарльза за ней закрепилось прозвище «женщина, которая ждет». Считалось, что ее устраивает статус-кво. На самом деле она нисколько не ждала, а, напротив, торопила события.