Проклятие древних жилищ(Романы, рассказы)
Шрифт:
— Баллистер! Послушай! — кричал школьный учитель.
Он быстро приближался. Его лицо было до ужаса невозмутимым, но глаза горели невыносимым огнем.
Внезапно посреди раскаленного пепла я увидел пергамент, который скукоживался, как кожа, из-под которой блеснул какой-то предмет. Я вспомнил слова Джеллевина. Книга с тайником скрывала пресловутую хрустальную шкатулку, о которой он говорил.
— Хрустальная шкатулка! — вскричал я.
Школьный учитель расслышал мои слова. Он издал бешеный вопль. Я увидел невероятное зрелище: он встал на гребень волны и вытянул вперед руки, похожие на огромные хищные когти.
— Это наука! Величайшая наука, которую ты уничтожаешь, проклятый! — завопил он.
Со всех сторон горизонта ко мне неслись тирольские
И вот я здесь. Я все сказал. Я проснулся среди вас и умираю. Был ли это сон? Хотелось бы в это верить. Но я умираю среди людей, на своей земле. Боже, как я счастлив!
Моряка, потерпевшего кораблекрушение, нашел юнга Курса на Север Бриггс. Мальчишка украл яблоко на камбузе и, спрятавшись в куче кабельных бухт, готовился насладиться плодами своего проступка, когда увидел Баллистера, который с трудом плыл в нескольких ярдах от судна. Бриггс начал вопить изо всех сил, поскольку видел, что пловца вот-вот затянет под винт траулера. Человека подняли на борт. Он был без сознания и, похоже, спал. По-видимому, он плыл совершенно автоматически, как иногда бывает с опытными морскими пловцами.
Вокруг не было ни одного судна, ни каких-либо обломков. Но юнга сказал, что ему показалось, как какое-то почти прозрачное судно, словно сделанное из стекла — таковы его собственные слова, — вдруг встало поперек по правому борту, а потом ушло на дно. Чтобы отучить его рассказывать неправдоподобные вещи, капитан Кормон влепил ему пару увесистых оплеух.
В глотку выловленного человека удалось влить несколько глотков виски. Механик Роуз уступил ему свою койку. Его уложили и накрыли теплым одеялом. Его бессознательное состояние быстро перешло в глубокий, но неспокойный сон. Все с любопытством ждали его пробуждения, когда произошло совершенно ужасное происшествие. Это рассказано вашим покорным слугой Джоном Копеландом, помощником капитана на Курсе на Север, который вместе с матросом Джолксом лицом к лицу столкнулся с ночными тайной и ужасом.
В момент происшествия с плывущим матросом мы замерили последнюю точку местонахождения траулера: 20° западной долготы и 60° северной широты. Я стоял на руле и собирался провести всю ночь на палубе, потому что накануне в свете луны мы видели на горизонте к северо-западу сверкание льдов. Матрос Джолкс развесил ходовые огни и устроился рядом со мной, куря трубку, поскольку страдал сильнейшей зубной болью, обострившейся в теплой каюте. Я был доволен, потому что в одиночку стоять на вахте долгую ночь очень скучно.
Чтобы рассказанное мною было яснее, замечу, что Курс на Север крепкое, хорошее судно, хотя и не траулер последней модели. И на нашем судне оборудована рубка беспроводной телеграфии. Полувековая традиция все еще сильна на судне, где есть парусное вооружение, помогающее малосильному паровому двигателю. На нашем судне нет уродливой застекленной рубки, торчащей лишним пнем посреди палубы. Руль по-прежнему расположен на корме, за которой тянется бескрайнее море, в которую дуют ветра и обрушиваются непогоды. Если я привожу это описание, то для того, чтобы сказать, как мы стали свидетелями необъяснимой драмы не из закрытой застекленной рубки, а находясь на открытой палубе. Без этого описания мой рассказ мог бы удивить тех, кто менее или более знаком с устройством траулеров с паровой машиной.
Луны не было, небо сплошь затягивали плотные тучи, но неяркий свет от фосфоресцирующих гребней волн, похожих на пену у рифов, позволял что-то видеть. Было около десяти часов. Первый тяжелый сон сморил людей. Джолкс, у которого зубная боль не стихала, стонал и глухо
— Его убивают! Его убивают! На помощь!
С тех пор, как мне пришлось усмирять дерущихся членов экипажа, я всегда брал с собой на ночную вахту револьвер. Это было оружие большого калибра, стрелявшее пулями со стальной оболочкой. Я умело пользовался им. Судно дрожало от неясного шума. Через несколько мгновений после этой серии происшествий порыв ветра ударил по траулеру и разогнал тучи. Лунный луч, словно прожектор, приклеился к Курсу на Север. Я слышал крики Бриггса, проклятия капитана, когда послышались мягкие прыжки, словно рядом пробежала кошка. Священнослужитель перескочил через ограждение и нырнул в воду. Я заметил его крохотную головку на гребне волны, прицелился и выстрелил. Человек как-то странно заверещал. Волна прибила его к борту. Джолкс поднялся на ноги еще в каком-то отупении, но уже схватил крюк. Тело плыло рядом с судном, то и дело ударяясь о борт. Крюк зацепил одежду, и матрос с невероятной легкостью поднял на палубу то, что подцепил крюк. Джолкс шевельнул мокрую кучу ногой — она ничего не весила.
Бен Кормон вышел из каюты с зажженным фонарем.
— Нашего спасенного пытались убить! — крикнул он.
— Мы схватили бандита, — сообщил я. — Он выбрался из моря.
— Ты сошел с ума, Копеланд?
— Смотрите, патрон. Я извлек его…
Мы наклонились над жалкими останками и тут же выпрямились, крича, как сумасшедшие. Перед нами лежал пустой костюм. К нему были прикреплены восковые голова и руки. Моя пуля пробила парик и раздробила нос.
Вы знаете, что приключилось с Баллистером. Он нам рассказал все до самого конца этой адской истории. О своем пробуждении. И рассказал просто, словно испытывая счастье. Мы тщательно лечили его. Его левое плечо было пронзено двумя сильными ударами стилета. Но мы сумели остановить кровотечение и спасли бы его, поскольку ни один жизненный орган не был затронут. После своего рассказа он впал в тяжелый сон, а когда очнулся, спросил, откуда эти раны. Бриггс в это время был наедине с раненым и, чтобы показать себя в выигрышном виде, сказал, что среди ночи какая-то темная фигура запрыгнула на палубу из моря и нанесла несколько ударов ножом ему, выловленному из моря человеку. Потом сообщил о выстрелах и показал шутовской наряд паяца. При виде куклы раненый ужасно завопил:
— Школьный учитель! Школьный учитель!
У него началась сильнейшая лихорадка, от которой он очнулся только через неделю в морском госпитале Галвея, поцеловал образ Христа и умер.
Ужасающий манекен был передан пастору Лемансу, достойному священнослужителю, который объездил весь мир и знает тайны моря и диких земель. Он долго рассматривал лохмотья.
— Что могло бы быть внутри? — спросил Арчи Рейнс. — Ведь что-то внутри было. И это было живое.
— Точно, и какое живое, — подтвердил Джолкс, потирая красную распухшую шею.