Проклятие Гавайев
Шрифт:
Я отверг позыв покликать Капитана Стива. Вдруг они ОБА – торчки? Я гадал, все еще балансируя на краю белого стула: каких тараканов может нагнать Китайский Белый?
– Хороший кайф для океана, – сказал Эккерман, как будто я размышлял вслух. – Зачастую это единственный способ удержаться от убийства клиентов.
Я кивнул, предвкушая длинную ночь. Если первый помощник может между делом разнюхаться гердосом в предобеденный час, то на чем сидит сам капитан?
До меня дошло, что по-хорошему я не знаю никого из людей, с которыми теперь закупорен на одном судне, в двадцати милях
Земли видно не было, она потерялась в опустошающем ночном тумане. Солнце скрылось, и лодка грохотала сквозь волны напрямик к Южной Точке, жуткой Земле По. Красные и зеленые ходовые огни на носу корабля едва различались с кормы, с каких-то девяти метров. Ночь вокруг нас сомкнулась подобно дыму, холодная и пропитанная дизельными выхлопами.
Стукнуло почти 7, когда исчез последний красный отблеск солнца, перепоручив нашу участь компасу. Двигались мы, по сути, вслепую. Сидя на корме, мы прислушиваясь к морю, двигателям и периодическому глухому похрустыванию голосов по коротковолновому радио на мостике, где, как моряк из сказок про пиратов, окопался Капитан Стив.
Земля По
Море и не собиралось успокаиваться, когда мы достигли пункта назначения – маленького пляжа у подножия сплошных скал. Капитан Стив, протащив нас полпути, сбавил скорость и слез по лестнице.
– Похоже, что-то собирается.
Эккерман не отрывал взгляд от пляжа, когда пошли огромные буруны. Капитан Стив сработал как сигнализация, вырубив двигатель и вернувшись к нам.
– Крепитесь, – сказал он, – мы застряли на всю ночь.
Он нервозно вперился в море на секунду, метнулся в кабину и принялся вытаскивать спасательные жилеты.
– Забудь, – сказал Эккерман, – теперь уж нас ничто не спасет. С тем же успехом можно сожрать мескалин.
Он принялся проклинать Капитана Стива.
– Это твоя вина, тупорылый ты сукин сын. К утру мы все – покойники.
Стив пожал плечами, а Эккерман уже жевал таблетку. Я съел свою и стал собирать хибати, японскую жаровню, купленную утром для приготовления свежей рыбы на ужин. Эккерман откинулся в кресле и откупорил бутылку джина.
Остаток ночи мы бесили друг друга, беспорядочно блуждая по лодке в полнейшем смятении, как крысы, плывущие в обувной коробке, и стараясь держаться подальше один от другого. Обычная гулянка на закате превратилась в лихорадочную трудовую дифференциацию, согласно которой каждый ревностно заботился о своем секторе.
Мне достался огонь, Эккерману – погода, а Капитану Стиву – отлов рыбы. Хибати угрожающе шаталась по кабине, изрыгая столбы пламени и грязного дыма всякий раз, как я прыскал в нее керосин. Важность поддержания огня стала первостепенной, несмотря на очевидный и откровенно суицидальный риск.
В баках под нами было без малого 380 литров дизельного топлива, и любая подложенная морская свинья могла разметать пылающий уголь по всей кабине и превратить лодку в полыхающий комок – выбросив троих дураков в открытое море, где нас незамедлительно подхватил бы прибой и насмерть долбанул о камни.
По фигу, подумал я. Огонь НУЖНО поддерживать. Он стал символом жизни, и я не мог позволить ему скопытиться. Все согласились. Мы давно распрощались с идеей приготовить что-либо на ужин – и, в сущности, выкинули большую часть еды за борт, как приманку – но все понимали: пока есть огонь, есть шанс выжить.
На закате я потерял даже намек на аппетит, а теперь меня еще и покрывали слои холодного мескалинового пота. Время от времени по спине пробегала дрожь, из-за которой вибрировало все тело.
В такие моменты моя речь неожиданно ослабевала, а голос выводил трели в те несколько секунд, когда я пытался успокоиться.
– Господи, – сказал я Капитану Стиву в первом часу ночи, – как хорошо, что ты избавился от того кокаина. Не хватало нам только амфетаминов.
Он кивнул, кося под мудреца, наблюдая за вспышками в воде, крутанулся на стуле и издал серию диких криков. Зрачки нездорово посветлели, зашлепали губы.
– О, да, – выпалил он, – только их нам сейчас не хватало.
Я попятился, не спуская глаз с его рук. Эккермана в наличии не было, но я слышал, как он блеет в ритме стаккато откуда-то километров за 150 от нас. Он был на носу – носился там с острогой, выжидая изменений ветра и ругаясь с далекими скалами.
– Вы, безмозглые косоглазые, – орал он, – а ну-ка погасите эти долбанные огни!
Капитан Стив перегнулся через киль и утопил еще один, последний в нашем рационе, хот-дог.
– Что стряслось с этими япошками? – ворчал он. – Они, никак, подают нам сигнал.
– Ага, – отозвался я, – это старая Ки-Эстовская уловка – врубить ложный маяк и приманить лодку на рифы.
Внезапно он отскочил назад и завопил:
– Боже! Морская змея!
– Чего?
– Морская змея! – он указал на воду. – Смертельный яд, мгновенная смерть! Она прошла вплотную к моей руке!
Пожав плечами, я плеснул новую порцию керосина в хибати и растворив в ночи еще один огненный шар.
Я схватил ведро воды, которое на всякий пожарный поставил на палубе. Капитан Стив шатался во все стороны, прикрывая лицо от пламени.
– Осторожно! – закричал он. – Оставь ты в покое этот огонь!
– Волноваться ни к чему, – сказал я, – я знаю, что делаю.
Его пальцы нервно скребли карманы.
– Где она? – зашипел он. – Я давал тебе бутылку?
– Какую бутылку?
Он упал и сграбастал стул, когда нас подхватила очередная большая волна.
– Тема, – вопил он, – где чертова тема?
Я держался за одну из хлипеньких ножек хибати, которая почти перевернулась. Наконец волна спала, и мы вновь устроились в болоте.
– Дурак, – сказал я, – ее нет. Ты ее выбросил.
– О чем ты? – закричал он. – Куда выбросил?
Мне хватило одного взгляда на его зрачки, чтобы поспешить в кабину за пивом. Капитан Стив впервые попробовал мескалин, и тот явно завладел его мозгом. По замешательству, намалеванному на его лице, было видно, что он ни черта не помнит о том, как унес бутылку с последним нашим допингом в кармане штанов, когда отправился с аквалангом в море, чтобы обезопасить якорный канат, намотавшийся на громадный камень на дне, на глубине 30 метров.