Проклятие Гунорбохора
Шрифт:
— Вставай, отбивная, ты недостаточно готова!
Улнар поднялся, прижимая ладони к груди. Было больно и обидно.
— Ну, нападай, или коленки трясутся?
Улнар бросился вперед, но кулак пролетел мимо цели. Он не успел ничего понять — град ударов обрушился на тело, и мальчик свалился на пол, не в силах подняться от охватившей тело боли.
— До завтра, слабаки, — объявил Геронд. Перешагнув через лежащего Улнара, он вышел. Младшие ученики столпились над избитым.
— Положим его на постель, — сказал Рольд. Алимар помог, а Кроден не сдвинулся
Утром Улнар едва передвигался. Наставник заметил неладное и, осмотрев мальчика, спросил, кто его избил и за что.
— За что, не знаю. А дрался я с Герондом, — честно ответил он.
Геронда наказали: наставники привязали ученика к столбу для порки, и выдали тридцать палок — самое суровое наказание в школе, так что Геронд долго не мог подняться с постели.
С того дня никто их не беспокоил, но Улнар с удивлением заметил, что Кроден перестал с ним разговаривать, и Алимар держался в стороне.
— Что случилось? — спросил он Алимара. — Что я делаю не так?
— Ты уже сделал не так, — ответил сын купца, — ты продал Геронда наставникам.
— Я? Продал? — не понял Улнар. — Я лишь сказал правду.
— Кому нужна твоя правда?
— Тебя бы избивали каждую ночь!
— А тебе-то что? Каждый сам за себя!
— Но ведь они старше нас, значит, дрались нечестно!
Он не мог их понять и не принимал своей вины. Отец с малолетства учил Улнара говорить правду.
— У лжи поганый язык, — говорил он. — Сын, запомни: боги наказывают лгунов.
Тогда Улнар был слишком мал, чтобы понять: у всякого сословия своя правда, свои законы и обычаи. Сын прачки и воина, он не принимал жестоких правил будущих эмонов, с малолетства видевших, как поступают отцы и старшие братья. Улнар был потрясен, ощутив эту пропасть между собой и большинством воспитанников школы.
Отец учил: нельзя таить зло, будь великодушен. Если дерешься — дерись честно, один на один! Играя со сверстниками на улицах Гарда, Улнар часто дрался скрученной в толстый жгут жесткой веревкой, оставлявшей на коже кровавые царапины. Но никогда старший не унижался до поединка с противником младше хоть на лунную перемену, а Геронд был старше на четыре! Улнар презирал его за это, но жалел, когда наставники превратили спину Геронда в кровавое месиво.
— Что ж, ты поступил правильно, и будь, что будет, — сказал отец, выслушав рассказ мальчика. — Биться всерьез с противником заведомо слабее — унизительно. Помни, Улнар: нет ничего хуже, чем изменить себе и сломать свой дух. Не сворачивай с пути, иди до конца, и твоя жизнь будет подобна солнцу, светящему и греющему всех. Вот тебе на память, — отец снял с шеи черный ромбовидный камень на странной цепочке из золотых и стальных колец. Улнар с поклоном принял подарок.
— Носи и не отдавай никому. Пусть лучше с тебя снимут голову, чем этот камень! Здесь он ничего не стоит, но придет время — и ты узнаешь его цену.
Отец хотел что-то добавить, но, взглянув на мать, промолчал…
Слуга громыхнул глиняной кружкой, и Улнар очнулся. Он не
Воин договорился о ночлеге и устроился на чердаке, на куче соломы. Он мог снять комнату с кроватью, но ему, привыкшему спать под открытым небом, было довольно и этого. Но сон не приходил…
На следующий день рождения Улнара навестила только мать. На вопрос об отце она заплакала и сказала, что вестей от него нет. Улнар не верил, что с отцом что-то случилось. Он такой сильный и уверенный в себе! Он не может пропасть!
Прошли несколько лунных перемен. Отец не возвращался. А потом в условленный срок не приехала мать. Чувствуя беду, Улнар испросил у наставников разрешение и отправился в Гард.
В то время по оданству пронеслась страшная болезнь, поражавшая и людей и скот. Придя в город, Улнар увидел, что Гард вымер. Неприбранные трупы лежали на улицах и запах разлагавшихся тел наполнял воздух. Умерла и его мать.
Ночь после похорон Улнар провел в храме Игнира, прижавшись ладонями и лбом к теплому каменному шару, хранившему прикосновения тысяч рук, и слышавшему тысячи исповедей родившихся под красной луной. Так Улнар остался один, а Игнир стал его единственным и верным другом.
Улнар вернулся в школу, чтобы продолжить обучение. Он надеялся, что когда-нибудь отец вернется за ним. Заглушая душевную боль, он все силы отдавал учебе, и вскоре стал одним из лучших. Никто из сверстников не мог сравниться с Улнаром в фехтовании, стрельбе из лука или кулачном бою. Юноша упорно занимался, заставляя время лететь, но, чем ближе был срок окончания школы, тем страшнее становилось. Улнар чувствовал: отца он больше не увидит…
Когда в школу пришли новые ученики, старшие, по прежним примерам, стали навещать их ночью, вновь введя «негласные законы». До времени Улнар не обращал на это внимания, но как-то раз, слушая, каким приемом разбили нос очередному новичку из «ублюдков», не выдержал.
— Кроден, — сказал он одногодке, — Ты, верно, забыл, что сам ни разу не испытал побоев. Если мнишь себя благородным, ищи достойного противника.
Слово попало в цель. Кроден скривился:
— Какое тебе дело, Улнар? Это традиции школы. Не хочешь следовать им — не следуй, но и нам не мешай, понял? — последние слова он произнес угрожающе, но Улнар не испугался.
— Прекратите это, — коротко сказал он. — Или я прекращу.
— Пойдешь жаловаться наставникам? — рассмеялся Кроден.
— Справлюсь и без них.
Улнар знал, что его не послушают. Знал, что Кроден и другие молодые эмоны только и ждут повода расправиться с выскочкой–простолюдином, слышал, как они шепчутся и хохочут за спиной… И решил разрубить этот узел. Он был один против всех — и что? Улнар не мог свернуть с пути из-за подобной мелочи.
Когда он вошел в комнату новичков, там были пятеро старших.