Проклятие Ильича
Шрифт:
— Тётя Клава, а можно мне на гарнир в обед жареной картошки.
— Ничего жареного. Диета. Лечись, — как отрезала повариха и плюхнулась на стул напротив Костика. — Про Ваську слышал?
— Даже видел. Ночью сирена разбудила, наблюдал из окна, как их увозили.
— Ты, Костик, конечно, мне никто, но самогонку у деда Сашка не бери.
— Я вообще не пью: во-первых, болею, а во-вторых, я же ребят тренирую. Ну это обсудили, а теперь про этого деда Сашка подробнее можно?
Если Костик решил разговор начать издалека, то тут вообще он вильнул незнамо
— А я думаю, что эти два козлика молодых его самогоном отравились, — сурово глянула на него тётя Клава.
— Не специалист. Я в испанской литературе больше понимаю, чем в самогонах. Народ же говорит, что инфекция какая-то у них, и что сейчас даже из Москвы учёные приедут.
— Может, и учёные, может, и инфекция, а все одно из-за Сашкиного самогона, он его непонятно из чего гонит, и воняет он жутко. Учую от тебя его запах, и больше хлебной крошки не дам.
— Договорились. А жареной картошки можно?
Ну просто, чтобы разговор закончить — сейчас повариха скажет «нет», и он, вздохнув, пойдёт на тренировку.
Новости были непонятные. Лучше потом зайти к председателю по какому-нибудь делу выдуманному и расспросить самого информированного человека.
— Картошку?
— Я вам фирменный свой рецепт расскажу.
— Ты — мне? — спросила прям как обладательница двадцати звёзд Мишлена вышибалу в кафешке вокзальной.
— Не интересно, так и не буду.
— А давай, если удивишь, то сделаю.
Такую картошку Левин жарил по праздникам дома, когда дети с внучатами появлялись.
— Картошку режете не на полоски, а на кубики и довольно мелко. Примерно столько же, ну, может, чуть меньше, берёте моркови и шинкуете её на крупной тёрке. И третий ингредиент — столько же лука. Размер средний. Соломкой нарезанный. Засыпаете на сковороду картофель и морковь, заливаете масло растительное и воду примерно в одинаковых пропорциях и тушите на среднем огне, когда влаги не останется, добавляете лук и солите. Перчика немного не повредит. Жарить дальше до полной готовности. Всё, перед подачей на стол пусть немного постоит под крышкой, и припорошить можно мелко нарезанным укропом, если он есть. Наш семейный рецепт. Из Боливии.
— Хм, — Клавдия вставать передумала. — Сладкой ведь будет. Или в этом и смысл? Ладно, Костик, я на пробу несколько порций сделаю, привезут тепличниц на обед, на них опробую, если они меня гнилыми помидорами не забросают, то и тебе порцию дам. Только ты Лене не говори. Она строгая тётка. Всё село в кулаке держит.
— Договорились.
Костик вышел из столовой и хотел пойти на тренировку, но к нему уже бежала от гостиницы Дуся и махала платком.
— Фух, успела. Айда домой. Сейчас с Москвы звонить будут.
— Что-то важное?
Неужели его как-то вычислили? Да нет. Тогда бы милиция прилетела. А так — просто звонок.
Звонок задерживался, и Левин задремал в маленьком неудобном креслице в холле гостиницы. И был прямо подброшен длинным междугородним звонком.
— Слушаю. Квасин у телефона.
— Это Андрей Дементьев. Константин,
Н-да, он тут про убийство думает и про тюрьму, а выходит совсем наоборот. Прямо известный писатель. Сам главный редактор «Юности» Андрей Дементьев его по телефону разыскивает и просит сподобиться и написать для них рассказ. Круто.
— Я постараюсь.
— Не исчезай, Константин. Связь пока через «Прогресс», так проще. Я редко бываю на одном месте. И тебя не застанешь.
— Хорошо.
Трубка теперь противно забибикала короткими звонками.
Событие пятьдесят первое
Люди положительно отреагируют на любые плохие новости, если только размах катастрофы будет раскрываться перед ними постепенно. Закон Мерфи
Опять идти на тренировку не получилось, да и расхотелось. Нужно написать рассказ. Голова теперь этим занята будет. Левин, будучи тренером, и сам к этой истине пришёл и всем своим ученикам её вдалбливал: нельзя о чём-то постороннем думать на тренировке. Нет, не потому, что можешь там блин от штанги себе на ногу уронить, хоть и это возможно. Просто если голова думает не о приёмах и прочих борцовских хитростях, то пользы от этой тренировки не будет. Если не можешь сосредоточиться на приёме, то сделаешь его коряво, а мозг запомнит, что так можно, и в самый ответственный момент вместо правильного приёма у тебя коряга и выйдет. А там, может, в ту секунду решается, станешь ты чемпионом мира или нет.
Раз сейчас голова рассказом озадачена, то рассказом и нужно заниматься. Есть нюансик — он за всю жизнь не написал ни одного рассказа, разве только ту белиберду с рецептом жареного лука. Сложное дело — писать рассказы, если не умеешь этого делать. Левин всегда, показывая пацанам новый приём, поучал их где-то выученной мудростью. Не, не где-то. Это был небольшой томик с прикольными законами Мерфи. Там товарищ, которому они понравились, развил тему дальше и собрал в одну маленькую книжицу всё похожее, что про неудачи наговорили великие и не очень умы. Так там была такая теорема Стокмейера:
Если дело кажется простым, в действительности оно сложное.
Если дело кажется сложным, оно определённо невыполнимо.
Писать рассказы — кажется сложным.
Писать рассказы…
А ведь можно написать. В той книжице были смешные законы про транспорт. Про автобус и электричку. Понятно, что наизусть их Левин не учил. Но сам же ездил и на автобусе, и на электричке, и в метро тем более и отлично может таких законов написать кучу.
Ага!!! К чертям собачьим товарища Мерфи, он про транспорт не писал. Это придумают гораздо позже и не в СССР. А потому рассказ будет называться: «Законы Кости Квасина».