Проклятие Ивана Грозного. Душу за Царя
Шрифт:
Ещё страшнее, если узнал обо всём.
Не только о переписке с Сигизмундом, королём польским.
Но и о ведуньях, что здесь же, на архиепископском дворе, обретаются.
И о Михайловском монастыре.
Только бы не о нём!
К Михайловскому монастырю приближалась сотня опричников во главе с царевичем, Иваном Ивановичем. Работа предстояла привычная — игумена да келаря с трапезником к ответу, ключи забрать, казну — в
С наследником трона, как обычно в походах, ехал Скуратов-Бельский. Бог не дал Малюте сына, так что всё нерастраченное отцовство опричник выплёскивал на царевича. Бывало, что и ворчал, и бранился даже (царь Иван только ухмылялся в бороду, слыша доносы об этом), но, не задумываясь, отдал бы жизнь за благополучие Ивана Ивановича.
Малюта Скуратов и распоряжался в монастыре, широко распахнувшим ворота перед государевыми хоругвями. Царевич только вертел головой, смотрел и вслушивался, учился, как надо работать.
Вот на санях оказался сундук с монастырской казной.
— Изрядно, — подивился Малюта. — Не бедно жили иноки!
— Думаешь, всё отдали, без утайки? — спросил царевич.
— Тут предчувствиям доверять нельзя. Прикажи постройки досмотреть!
— Исполняй!
Опричники, только ждавшие приказа, разбрелись по монастырю. Настежь распахивались двери, выпуская тепло из келий, заголосила потревоженная скотина... Но игумен, как видно, отдал всё до последнего, и опричники от помещения к помещению веселели. Не грабить же приехали, воров государевых на чистую воду вывести.
Кто-то из опричников походя пнул дверь в небольшой белёный сарай, стоящий в глубине двора. Удивился, что заперто, пнул ещё.
Малюта, заметив заминку, знаком подозвал келаря.
— Что там? — показал на сарай.
— Не знаю, батюшка, — поклонился монах.
— Как это?!
Малюта был удивлён. Хозяйство монастырское келарь держал в полном порядке, бумагу изводил на любой расход или приход. А тут — не знает?
— Коптильня была ещё недавно. Потом люди архиепископа приехали, смотрели долго, и что уж там хранить собрались — Бог весть.
— Люди Пимена-архиепископа? — переспросил Малюта.
Не для себя переспросил, а чтобы царевич Иван внимание обратил. А царевич слушал, не отвлекался.
— Гойда! — воскликнул Иван Иванович. — Тащи бердыши, ломай дверь!
Приказывать дважды опричникам не надо. С утра приморозило, и помахать топором на длинной ручке, что на Руси называли бердышом, а в Европе — алебардой, было в удовольствие и для здоровья полезно.
Монахам тоже стало интересно. Тёмным пятном они столпились у храма, откуда и видели хорошо, и опричникам не мешали. Игумен и келарь спокойно стояли у так и не спешившихся царевича и Малюты. Что страшиться — не их то дело, а архиепископа, ему и ответ, если что, держать.
Ударив несколько раз по железным скобам и могучему
— Живой там кто-то! Шевелится!
— Не может быть, — покачал головой игумен. — К двери несколько дней не подходил никто, с голоду умереть времени бы хватило. И не топлено там.
— Со своим припасом можно приехать было. Да в двух шубах.
Малюта тронул поводья, повёл коня ближе к сараю. Царевич хотел обогнать опричника, но Малюта удержал Ивана Ивановича.
— Погоди, царевич, кто знает, какой гость от всех в монастыре прячется. Так и выстрелить может, от расстройства душевного...
Опричникам удалось, наконец, сбить замок с двери.
— Затих, кажется, — сказал один из них, поддевая лезвием бердыша примерзшее дерево.
Дверь с треском подалась.
И отлетела прямо на опричников, вырванная с петель страшным ударом изнутри.
Малюта рванул поводья дико заржавшего коня, стараясь собой прикрыть царевича от неведомой опасности.
Из сарая выскочил человек. Невысокий, в неброских чёрных одеждах, бедном овчинном тулупе. Странно смуглый посреди зимы. Не опасный, как думалось профессионалам-опричникам.
Но и профессионалы ошибаются.
Первый из них умер сразу, так и не успев подняться со снега после удара дверью. Незнакомец ударом ноги переломил ему хребет. Отмахнувшись от рванувшихся к нему бердышей, как от назойливых комаров, убийца спиной вперёд запрыгнул на крышу сарая. Увидел отливающими зеленью глазами, как в него метятся из пищали, оторвал от крыши доску, бросил в целящегося. Старая подгнившая доска, описав в воздухе несколько кругов, ударила опричника в шею. Во все стороны брызнули щепки — доска не выдержала удара. А под копыта коня Малюты откатилась оторванная человеческая голова.
— Что смотрите? Хватай его!
Приказ Малюты опоздал. Чёрный человек следующим прыжком переместился на зубец монастырской стены и скрылся по ту сторону.
Стена была в три человеческих роста.
— И никто ничего не знал, не так ли?
Теперь Малюта стал похож на того страшного человека, о котором с замиранием судачили по всей Руси. Не дядька царёв, но — палач. Монахи упали в снег на колени.
— Не вели казнить, ничего не ведали! Архиепископа то дело!
— И с Пименом посчитаемся, всему своё время. А вас всех к царю поведём, разобраться нужно...
Один из коленопреклонённых монахов взвился в воздух, прервав Малюту. Чудовищной силы прыжок должен был завершиться у царевича, но на сей раз опричники не оплошали. Два бердыша прямо в полёте рассекли тело инока, и выхваченная из ножен сабля Малюты осталась без работы.
Пахнуло гнилостным, и тело монаха на глазах стало преображаться, расползаясь тёмным пятном по снегу. Под разодранным тряпьём рясы остались только кости и дурно пахнущие куски чего-то, отдалённо напоминавшего полуразложившееся мясо.