Проклятие Кеннеди
Шрифт:
— Мне и в голову не приходило. — Он глубоко вздохнул, стараясь держаться спокойно. — Завтра обычный график. Сюда к половине восьмого, обычные встречи до половины десятого. С десяти до одиннадцати — Арлингтон, затем рядовая кабинетная работа до часа. С часу до двух ленч с финансистами, может слегка затянуться. Затем обратно сюда. Работа часов до восьми.
Он пожал плечами, затем мысленно перевернул страницу своего дневника.
— А зачем вам в Арлингтон? — спросил Хазлам.
— Ежегодное посещение Джека.
— Вы всегда ездите
— Конечно.
— А еще кто?
Пирсон снова пожал плечами.
— Его жена и семья.
— Что он там делает?
— Он ходит к памятнику Кеннеди.
— Каковы его обычные действия у памятника?
Я должен знать, как это происходит, — иначе я не пойму, как противник может использовать это, чтобы добраться до вас.
— Он кладет туда цветок.
— Почему?
— Что значит «почему»? — это была первая попытка ускользнуть от ответа.
— Почему Джек Донахью кладет цветок к памятнику Кеннеди?
— Так поступают многие политики. — Боже мой — это было на лице у Пирсона. Вы что, никогда там не были? Никогда не видели, как там собираются люди — стоят и смотрят, а некоторые опускаются на колени и крестятся.
Конечно… это было в улыбке Хазлама. Извините за вопрос.
Пирсон кивнул.
— В четверг примерно то же самое. Сюда к половине восьмого, встреча с Джеком в девять…
— Но почему завтра?
— Что «почему завтра»?
— Вы говорите, это ежегодное посещение. Так почему именно завтра?
А почему бы нет? Снова пожатие плечами.
— Он всегда выбирает этот день. — Пирсон продолжил рассказ о своем графике. — Встреча с представителями Демократической партии в двенадцать, совещание комитета в два…
Коридор шел по всему зданию вокруг внутреннего дворика, так что они почти вернулись к кабинету Донахью.
— Но почему с женой и детьми, почему каждый год в один и тот же день?
Не скрытничай, Эд, скажи мне правду.
Что если кто-нибудь спросит?Пирсон помнил, как они обсуждали ежегодное посещение Арлингтона на последнем «военном совете ». Раньше ведь не спрашивали. Но раньше Джек не баллотировался в президенты.
Надо ли выдавать тайну, спрашивал себя Пирсон; и почему именно Хазламу? Может быть, потому, что они вдруг очутились на волосок от смерти. Может быть, из-за Митча. А может быть, потому, что Хазлам предупредил его о грозящей ему близкой опасности и оттого заслуживал не меньшего доверия, чем сам Донахью.
— Вы правда хотите знать? — спросил он.
— Да, хочу, — ответил ему Хазлам.
— Тогда пойдемте.
Он провел Хазлама через приемную в кабинет Донахью. Был ранний вечер, легкие сумерки. Стол у окна, картины на стене и фотография двух мужчин над камином из зеленого мрамора.
Пирсон надел пиджак, заметил Хазлам.
Не говоря ни слова, Пирсон снял фотографию со стены над камином, вышел из кабинета, направился в конференц-зал и положил фото на стол.
— Если Джек захочет стать кандидатом, он им станет. А тогда он и в Белый дом попадет. Но до тех пор его будут обвинять во всех смертных грехах — так бывает всегда. Раскопают все, что осталось в прошлом. Могут докопаться и до того, о чем я вам расскажу. Конечно, его жена знает; наверное, знают и дочери. А также те, кто работал с ним много лет.
Он помедлил, словно еще раз обдумывая необходимость рассказать Хазламу.
— Когда я сказал, что Джек кладет к памятнику Кеннеди цветок, это было не совсем верно. На самом деле он кладет два. Две простые гвоздики. Одну — усопшему президенту, а другую — своему отцу. Он не может положить цветы на могилу отца, потому что у его отца нет могилы.
Похоже было, что они до сих пор в кабинете Донахью, что Пирсон стоит перед камином.
— Вы знаете, что делал Кеннеди во время войны?
— Да, — ответил Хазлам.
В 1943-м, когда шла война на Тихом океане, Кеннеди командовал торпедным катером РТ-109, приписанным к Тулаго, базе на каком-то из Соломоновых островов. Одним из четырнадцати торпедных катеров, получивших задание воспрепятствовать прохождению через их воды японского конвоя в ночь с первого на второе августа. Атака потерпела неудачу — японский эсминец «Амигари» раскроил катер пополам, и Кеннеди геройски боролся за жизнь своих людей.
— Одним из торпедных катеров, принимавших участие в той битве, командовал отец сенатора Донахью, — Пирсон посмотрел прямо на Хазлама. — Три недели спустя, в таком же бою, он был убит.
Хазлам взял со стола фотографию и вгляделся в изображенных на ней мужчин — оба молодые, оба в морской форме. Прочел имена на обороте.
Лейтенант Джон Ф. Кеннеди.
Лейтенант Майкл Ч. Мойнихан.
Пирсон подождал, пока Хазлам снова переведет на него взгляд.
— Тогда родители Донахью еще не были женаты. Его мать обнаружила, что беременна, лишь после того, как его отца отправили на Тихий океан. Джек Донахью был близким другом обоих. Он женился на ней, чтобы скрыть внебрачную беременность, дал мальчику свое имя и воспитал его как собственного сына. Джек Донахью был замечательный человек.
Пирсон взял у Хазлама снимок и поглядел на него.
— Они на самом деле были прекрасной парой, я встречался с ними несколько раз. Родили еще двоих детей.
— Где они сейчас?
— Оба умерли. Даже похоронены вместе. — Он повернулся и покинул комнату, Хазлам вслед за ним.
— Теперь вы знаете, почему Джек Донахью ездит в Арлингтон каждый год двадцать седьмого августа.
Они стояли в коридоре.
— Но разве это помешает его карьере? Его отец умер героем — умер, даже не зная, что у него будет ребенок. Все вели себя благородно. Разве можно обвинить в чем-нибудь Джека?