Проклятие Кеннеди
Шрифт:
Список номер два был не столь обычен: смерть Зева Бартольски и приготовления Крэнлоу в ожидании дальнейших сведений от Маленко: плюс встреча с Майерскофом, о которой он просил вчера поздним вечером, — вероятно, будет разговор о счете «Небулус» и Паоло Бенини, а также о том, о чем Майерскоф в прошлый раз промолчал.
Было шесть часов. Он допил кофе и, подключив шифратор, позвонил в Милан.
— Похитители звонили, — сообщил ему Хендрикс.
— Что сказали?
— Что первая выплата была задатком, а настоящие
Рассчитывай на худшее, и всякое улучшение станет подарком судьбы — Бретлоу всегда руководствовался этим правилом. Поэтому он и послал туда Хендрикса.
— У вас есть эта запись? — спросил он.
— Да. Хотите послушать?
— Хочу.
— А остальное? Я сделал выжимку из ключевых разговоров на случай, если вы захотите переписать их.
Бретлоу подключил «Крэг» и сказал Хендриксу, что он готов. Передача заняла восемь минут; когда она кончилась, он сказал Хендриксу, что свяжется с ним через двенадцать часов, достал из холодильника минералки и закурил сигарету.
Было без четверти семь, пора появляться Мэгги — в последние дни его секретарша приходила раньше обычного. До первого совещания оставался еще час. Он перемотал пленку, включил ее сначала и быстро проглядел подготовленные к первому совещанию записи. Информация на кассете была любопытной, но не более того — ничего такого, что могло бы перевернуть мир вверх тормашками.
«Привет, Умберто. Что скажешь?
— Паоло еще жив?
— Конечно.
— У меня для него вопрос.»
В его бумагах тоже не было ничего интересного: все это надо знать, но все это не так уж и важно. Голоса на пленке сливались — итальянская речь сбивала Бретлоу с толку, а цифры в отчете грозили полностью поглотить его внимание.
«Умберто.
— Да.
— Привез деньги?
— Да.
— Дай мне Марко.
— Как насчет ответа на мой вопрос?
— На какой вопрос?»
Мэгги зашла к нему и спросила, не хочет ли он кофе, поставила на стол кружку и напомнила, что пора идти на первое совещание. Он выключил магнитофон и запер кассету в стол. Совещание слегка затянулось, так что Майерскофа пришлось принять на десять минут позже намеченного срока, а встреча с ДЦР уже близилась.
— Бенини пока не вернулся, — сказал ему Майерскоф.
— Но наши дела в секрете?
— Да.
Может, он зря не сказал ЗДО о расследовании Митчелла, подумал Майерскоф, а может, и не зря.
— Что еще? — В голове Бретлоу прозвучал
— Это вряд ли серьезно.
Однако… Бретлоу закурил новую сигарету.
— Один из сенатских подкомитетов затевает банковское расследование.
— За это им и платят.
— Но их внимание привлек Первый коммерческий Санта-Фе.
О дьявол, подумал Бретлоу. Сначала Зев, потом Бенини, а теперь еще и это. Ящики внутри ящиков, сказал он себе, абсолютная секретность. И все равно он был потрясен, хотя старался не показать виду.
— Откуда ты знаешь?
— Источник в секретариате.
— Но ты вне подозрений?
— Она передает мне все, так что на сей раз даже не знает, что именно для меня важно.
— А внутри есть твои люди?
— Я получаю сведения о работе всех комитетов и подкомитетов, так что никто не знает, чем я интересуюсь.
— Кто проводит расследование для этого подкомитета?
— Юрист по фамилии Митчелл.
— Как близко он подобрался к нам?
— Пока он только прощупывает почву.
Пора было идти на встречу с ДЦР.
— Следи за этим. — Он встал. — Значит, Подкомитет по банковскому делу.
— Да.
— Кто его председатель?
— Сенатор Донахью.
Встреча у директора Центрального разведуправления началась обычным порядком: сначала разговор наедине, затем более широкое совещание с ДЦР номер два и остальными четырьмя заместителями: толстый слой сливок в кофе и густой сигаретный дым над столом. Вторая часть беседы началась пятнадцать минут назад, и тут Бретлоу попросили ответить на звонок.
— Вы можете спуститься?
Мэгги Дубовски всегда говорила «спуститься», даже если кабинеты находились на одном этаже. Другие заместители спросили бы, зачем, напомнили бы своему секретарю, что беседуют с ДЦР.
— Иду.
Он извинился и вернулся к себе в кабинет.
— Только что поступило. Я сама принимала телефонограмму. — Она подала ему лист бумаги.
— Откуда, не сказали?
— Нет.
В послании было шесть слов. Он прочел их, стоя у ее стола, и понял, почему она вызвала его.
Дело было не в месте: Тайник «Занзибар».
И не в подписи: Петушкин.
А во времени: Девять вечера, местное.
Он снова вспомнил старые деньки в Управлении, когда использовался «Занзибар» — тайник в стене на юге города, а «Петушкин» было кодом, относящимся к источнику получаемых сведений. Однажды это имя появилось в рапорте, поэтому Мэгги Дубовски знала, что оно связано с Москвой, и сейчас позвала его сюда. Время было указано московское, а оно опережало здешнее на девять часов, так что забрать передачу следовало уже через три часа.