Проклятие красной стены
Шрифт:
Амитабхканьял повертел в руках посох.
– Он очень легкий, потому что полый. Наверно, его можно использовать в военной науке, но я решил выбрать аскезу. Поэтому мой посох служит мне лишь с одной целью. Странное дело, сколько бы нас ни разлучали, он всегда ко мне возвращается. В нем, значит, живет чья-то душа. Обещай мне, Марций, если я вдруг прерву изнурительную цепь перерождений и отправлюсь в нирвану, ты будешь хранить его, чтобы потом передать достойному.
– Обещаю, Геркулес. Где же, по-твоему, истина? – Марций сделал большой глоток.
Геркулес, никогда не пивший хмельного, омочил губы.
– Один путешественник из Индии, высадившись в Пирее, побеседовал с Сократом, который сказал: «Я хочу познать человека!». Ответ был следующим: «Если хочешь познать человеческое, для начала познай божественное!». Этот путешественник дал несколько уроков греку, поэтому философия Платона беззастенчиво заимствует многое из индийских учений. Платон, как это свойственно большинству заимствователей, изъясняется непоследовательно и бессвязно, отводя очень скромное место в своих диалогах такой фундаментальной истине, как перерождение. Существование мучительно, оно возобновляется из жизни в жизнь из-за человеческих желаний, но избавление возможно и достижимо, в свою очередь, благодаря освобождению от желаний. Что же до участи души, освобожденной после разрыва цепи мучительных и ослепляющих явлений, то мнения о ней расходятся. Брахманисты признают определенное постоянство «я» в недрах всемирной души. Буддисты же, на мой взгляд, более последовательны, давая представление о нирване, где личное сознание растворяется. Но самое главное – разорвать доводящую до безумия цепь перерождений. Потому я выбрал аскезу. Это кратчайший путь.
– А ты можешь предъявить хоть малейшее доказательство в поддержку своей теории? – Марций громко отхлебнул из кубка. – Ничего не желать, конечно, лучший способ избежать разочарований, да и сама мысль свести религию к совокупности безобидных приемов крайне изобретательна. Римляне предпочитают удовлетворять все свои желания, пусть ценой утрат или неприятностей. Если я правильно понял, ты избегаешь есть мясо для того, чтобы добиться более высокого рождения, а то и окончательно освободиться от телесных оболочек?
– Именно так.
– Во что же превращается твоя свобода?
– Обретя новое обличье, ты волен делать все, что угодно – наслаждаться жизнью или отречься от нее.
– Значит, богатые индусы имеют все основания презирать бедных. Дескать, это вы сами заслужили в прошлых жизнях.
– Поэтому нищий индус всегда являет собой образец терпения. У нас не бывает мятежей и бунтов.
– По той же самой причине ты даже не догадываешься, каким страшным оружием может быть твой посох!
Геркулес вздрогнул.
– Хорошо. Скажу так. Есть еще одно обстоятельство: желание родиться с белой кожей, с молочно-белой. У вас в Риме цвет кожи не влияет на отношение к человеку. Вы презираете лишь отсутствие образования. А мы считаем, что чернота кожи – кара за дурные поступки в предыдущем рождении, и особенно за неправедные помыслы, ибо, по нашим верованиям, мысли важнее действий. Видишь, моя кожа черна, как деготь.
– И ты надеешься в следующей жизни родиться белокожим? Забавно. Что же это тебе даст?
– Я знал одного монаха-буддиста с белой кожей. Его все считали правой рукой Будды. Я уверен, что после жизни в образе белого человека он прервал цепь перерождений.
– А вот еще такой вопрос: прожив жизнь в Индии, в следующей ты окажешься в той же стране?
– Это совсем необязательно, – аскет вдруг задумался. – А где бы мне хотелось оказаться? Не знаю. Для многих путь к освобождению бесконечен. Тысячи лет человек то развивается и духовно растет, то снова падает, обретая самые разные обличья. Надежда достигнуть конечной цели не позволяет мне больше совершать сделки с собственной совестью.
– Путь аскета?
– Именно так.
– А не попахивает ли этот путь откровенным самоубийством?
– Самоубийство привело бы к самому катастрофическому возрождению.
– Какое убожество! Бедные индусы вынуждены отказываться от той малости, что имеют, из-за каких-то безумцев или мнимых просветленных, которые бесятся с жиру, а их отрешенность – всего лишь очередное упражнение для ума.
Геркулес пропустил мимо ушей возмущенный тон Марция.
– Будда предложил себя на обед изголодавшейся тигрице, ибо она дошла до того, что собиралась пожрать своих детей. Впрочем, мне пора, Марций. Надеюсь, мы неплохо провели время.
Аскет поднялся и слабой походкой, опираясь на посох, побрел по пыльной дороге.
– Значит, говоришь, с молочно-белой кожей… – Марций глядел вслед индусу, не замечая, как из опрокинутого кубка выбегает розовая струйка вина.
– Именно так. Именно так.
Глава 3
Слухи о том, что Москва собирается напасть на Речь Посполитую, чтобы вернуть Смоленск, всколыхнули партизанское движение в народе от Дорогобужа и Трубчевска аж до крепости Белая. Польские карательные отряды жестоко уничтожали группы вооруженных крестьян, а иногда выжигали целые селения, дабы подавить всякую волю к инакомыслию. Но крестьяне, испытав на своей шкуре звериную дикость польского владычества, предпочитали оставлять дома и бежать в лес, нежели оставаться под кнутом и чеканами панов. Беглые сколачивали шайки «лихих людей», становясь настоящим ужасом лесных дорог. Ни публичные казни, ни карательные экспедиции не могли остановить народных восстаний. Впрочем, кому – беда, а кому-то чем хуже, тем лучше – есть над чем позабавиться.
Алисия, дочь польского офицера Станислава Валука, проснулась в тот день с первыми лучами летнего солнца. Мягкая и нежная после сна, она долго прохаживалась по комнате, то и дело поглядывая на себя в зеркало. «Ну, чудо как девка хороша!» – не стеснялась она произносить вслух всякий раз, лишь завидев свое отражение. «А ежли вот так!» – когда обнажала плечо. «А так!.. О… О!» – задирая сорочку и любуясь изящной белой ножкой. Примерно через полчаса ей наскучило это занятие, и она уставилась в окно. По улице сновали редкие прохожие. По мере того как поднималось солнце, людей становилось все больше. Вот и знакомый пирожник. Она помахала ему, он в ответ кивнул и раскрыл лоток. Пирожник знал свое дело: девушки по утрам страсть как нуждаются в сладком, особенно те, у кого еще не появился свой мужчина.
Не было случая, чтобы Алисия отказалась от утреннего пирожного. Она поспешно накинула зеленый лиф, натянула одну юбку, вторую, впрыгнула в низкие ботинки и припустила по лестнице вниз.
– Пани Алисия, вы забыли свой чепец! – кричала вслед служанка. – Опозоритесь без чепца-то, пани Алисия!
Но девушка и слышать не хотела, что из-за какого-то чепца нужно возвращаться домой.
– Пан Бонифаций, мне, как всегда, мои любимые! – еще издали радостно кричала девушка пирожнику.
– Конечно, конечно, пани! Вот, ваши любимые, – он подцепил на деревянную лопатку пирожные и протянул мчащейся со всех ног пани.