Проклятие лорда Фаула
Шрифт:
Отряд начал устраиваться на ночлег. Напевая себе под нос песню великанов, Морестранственник растянулся на земле в обнимку со своим заветным кожаным бурдюком, наполненным «глотком алмазов». Пока Стражи Крови распределяли часовых, воины расстелили одеяла для себя и для Лордов. Кавинанту казалось, что все наблюдают за ним, и он был рад, что одеяло помогло ему надежнее укрыть кольцо. Он долго не мог уснуть из-за холода; одеяло не спасало от холода, исходившего от кольца.
Но прежде, чем сон сморил его, он слушал песню великана и видел Протхолла, сидевшего возле тлеющего костра. Великан и Высокий Лорд несли ночную вахту — два старых друга земли,
Рассвет следующего дня был серым и безрадостным, все небо укрывали тучи, будто слоем пепла, и Кавинант сидел в седле согнувшись, как будто на шее у него висел тяжелый груз. С заходом луны кольцо его утратило красный оттенок, но он остался в его памяти, и кольцо, казалось, тянуло его вниз, подобно бессмысленному преступлению. Будучи беззащитным, он принял это за подданство, которого он не выбирал, не мог выбрать, которое было ему навязано. Свидетельство казалось неопровержимым. Подобно луне, он готов был пасть жертвой махинаций Лорда Фаула. Но его желание здесь не принималось во внимание, для игры были выбраны такие струны его души, что это могло сломать любое сопротивление.
Он не мог понять, как это случилось. Неужели его желание умереть, его слабость и отчаяние прокаженного были так сильны? К чему привел его упрямый инстинкт самосохранения? Куда делась его злость, его сила? Неужели его так долго прочили в жертву, что теперь даже самому себе он мог ответить только как жертва?
Ответа не было. Он не был уверен ни в чем, кроме страха, овладевшего им, когда отряд остановился на привал в полдень. Он обнаружил, что не хочет слезать с лошади.
Он не доверял земле, контакт с ней пугал его. Он утерял основополагающую уверенность: веру в прочность и стабильность земли веру настолько очевидную, постоянную и необходимую, что до сего времени он просто не подозревал о ее существовании. Слепая молчаливая почва превратилась в черную руку, злобно страждущую схватить его, только его. Однако он все же заставил себя слезть с лошади, и тут же ужасное ощущение пронзило его. Злобность и ядовитость этого ощущения заставили его сжаться, и он едва устоял на ногах, глядя, как Протхолл, Морэм и Биринайр пытаются поймать то, что он чувствовал. Однако их попытки не удались; страдание, причиненное этим прикосновением, прошло сразу, как только он отошел от этого места.
Тем же вечером, во время ужина, нападение повторилось вновь.
Укладываясь на ночлег, чтобы спрятать кольцо от луны, Кавинант дрожал как в лихорадке. Утром шестого дня он проснулся с посеревшим лицом и с выражением обреченности в глазах. Перед тем как сесть на Дьюру, он вновь подвергся нападению.
И еще раз — во время одного из очередных привалов. И снова — в то же мгновение, когда, с трудом поборов отчаяние, он отважился слезть с коня в конце целого дня езды. Зло было похоже на очередной гвоздь, загоняемый в крышку его гроба. На этот раз нервы Кавинанта отреагировали с таким ужасом, что он покатился по земле, как наглядная демонстрация тщетности всех попыток Лордов. В течение долгого времени он лежал неподвижно, прежде чем вновь обрел возможность контролировать свои конечности, и когда он наконец встал, то при каждом шаге дергался и вздрагивал.
— Я жалок, жалок, — шептал он сам себе, но не мог найти внутри достаточной ярости, чтобы справиться с этим.
С дружеским участием в глазах Морестранственник спросил его, почему он не снимет свои ботинки. Кавинанту пришлось немного подумать, прежде чем он вспомнил
— Это — часть меня, часть моего образа жизни. Я не должен… Остается еще очень много частей. И, кроме того, — устало добавил он, — если я сниму ботинки, то как тогда Протхолл сможет разобраться?..
— Не надо делать это ради нас, — напряженно отозвался Морэм. — Разве мы можем просить об этом?
Но Кавинант лишь пожал плечами и подошел к костру. Он даже не притронулся к еде — мысль о пище вызывала у него тошноту, — но попробовав съесть несколько ягод алианты с куста, росшего неподалеку от лагеря, он обнаружил, что они действуют успокаивающе. Он съел пригоршню ягод, рассеянно разбрасывая вокруг косточки, как учила его Лена, и вернулся в лагерь.
Когда ужин был окончен, Морэм сел рядом с Кавинантом. Не глядя на него, Лорд спросил:
— Как мы можем тебе помочь? Может быть, сделать носилки, чтобы тебе не пришлось касаться земли? Или есть какие-нибудь другие способы? Возможно, какая-нибудь из легенд великанов могла бы немного успокоить твое сердце. Я слышал, будто великаны хвастают, что сам Презирающий стал бы другом земли, если заставить его выслушать легенду о Богуне Невыносимом и Тельме, приручившей его, — настолько целительны эти легенды.
Внезапно Морэм повернулся прямо к Кавинанту, и тот увидел, что лицо его проникнуто участием.
— Я вижу твою боль, Юр-Лорд.
Кавинант опустил голову, избегая взгляда Морэма, и проверил, спрятана ли его левая рука. Мгновение спустя он тихо сказал:
— Расскажи мне о Создателе.
— О, — вздохнул Морэм. — Мы не знаем точно, существует ли Создатель. Немного — чисто пророческие сведения об этом существе дошли до нас из таинственных глубин нашего древнего прошлого, старых легенд. Мы знаем Презирающего. Но Создателя мы не знаем.
Затем Кавинант с некоторым удивлением услышал голос Лорда Тамаранты, вмешавшейся в разговор:
— Разумеется, мы знаем. Ах, эта глупость молодых. Морэм, сын мой, ты пока еще не пророк. Ты должен учиться этому виду мужества. Медленно оторвав от земли свое старое тело, она встала. Длинные волосы ее прядями свисали вокруг лица, отбрасывая на него тени. Подойдя ближе к огню, она чуть слышно проговорила:
— Дары пророчества и предсказания несовместимы. Согласно Учению Кевина, только Хатфью, Лорд-Основатель, был одновременно и предсказателем, и пророком. Менее сильные души не видят в этом разницы. Что ж, я не знаю. Но когда Кевин Расточитель Страны решил в своем сердце вызвать Ритуал Осквернения, он спас Стражу Крови, ранихинов и великанов, потому что он был предсказателем. А поскольку он не был пророком, то не сумел предугадать, что Лорд Фаул выживет. Он был не таким великим, как Берек. Разумеется, Создатель существует.
Она взглянула на Вариоля, чтобы он подтвердил, и он кивнул. Однако Кавинант не был уверен, что тот слышал, о чем идет речь. Но Тамаранта в ответ тоже кивнула, как бы в благодарность за то, что Вариоль ее поддержал. Подняв голову к ночному небу и звездам, она заговорила голосом, ломким от старости:
— Разумеется, Создатель есть, — повторила она. — А как же иначе? Противоположности существуют только при наличии друг друга. Иначе разница теряется, и остается только хаос. Нет, отрицание не может быть без созидания. Лучше спросить, как об этом мог забыть Создатель, сотворив землю. Ибо, если бы он не забыл, тогда созидание и отрицание существовали бы вместе в одном его существе, и он бы не знал об этом.