Проклятие мёртвого короля
Шрифт:
– Еще раз, подробнее, что произошло?
– Пацаненыш этот, Такач, попытался повеситься в камере, – принялся докладывать Нандор. – Еле откачали. Только, Джиэль, – да, я уже привык к этому сокращению моего родового имени, наверное, так же, как Адриан привык откликаться на «Тень», – он утверждает, что на него напали.
– В одиночной камере? – недоверчиво переспросил я, чувствуя, что начинаю злиться. Дело с каждым часом становится все запутаннее! Танатос всех подери, мне и без него сложных дел хватает…
Нандор пожал плечами, признавая, что выглядит все загадочно.
И
– Да? Ты что-то хотела спросить или просто поперхнулась?
– А у него следы удушения на теле остались? – спрашивая, девушка посматривала то на меня, то на моих оперов. – Тогда можно определить, сам он это разыграл, или кто-то действительно пытался его убить.
Парни с удивлением уставились на это чудо, Агнес их в ответ тоже спокойно-уверенно оглядела. Я горестно вздохнул и повторил вопрос для Доната:
– Так как, остались следы или нет?
– Остались. Следов борьбы нет, Такач говорит, что спал, под одеялом, потом на тело навалилась тяжесть, затем кляп в рот и дикая боль, потом мало чего помнит… Очнулся уже в лазарете.
– То есть душили подушкой? – поинтересовалась девушка, поправляя выбившиеся из косы волосы. Покусала в задумчивости губу и продолжила: – Боли в шее не помнит, странгуляционной борозды нет? А что есть? Синяки?
Донат еще раз взглядом попытался выяснить у меня, что это за напасть на наши головы, но потом сдался и ответил, не дожидаясь, пока я повторю вопрос:
– Следы на шее есть, но мало ли в ночи раскаялся, отец примерещился… А с утра полегчало и придумал сказку, что его удушили, – сразу чувствовалось, что парень Донату не нравится. Нет, он профи и эмоциям влиять на расследование не даст, но сейчас скрывать свое отношение даже не пытался.
– Криков ночью никто не слышал, нашли его на решетке, уже еле дергался в петле, веревка из его же простыни. Дежурный посторонних не видел, не слышал.
– Его можно осмотреть? Если там постарался убийца, это будет видно по некоторым признакам… – Агнес почти умоляюще посмотрела на меня, словно подарок на начало нового года выпрашивала. Я согласно кивнул, прежде чем осознал, что делаю. А потом, подозвав к себе Нандора, попросил его проводить Адриана на место преступления.
– Почему этого Такача не допросили ментально? – поинтересовалась девушка уже на пути к лазарету. Мы шли сзади за Донатом, сильно отстав, но опер все равно обернулся и опять взглянул на меня так, что уже было понятно – объяснить ему, кто такая Агнес, придется. Иначе унамекается!..
– К тому же, если бы он умер, разве его призрака нельзя было бы допросить? Он, наверное, и про убийство правду ответил бы. Или нет?
– Смотря про какое убийство, – принялся объяснять я. – Хотя в любом случае, вряд ли мертвый расскажет больше, чем живой. А допросить его пока нельзя, у него еще младенческий кокон не разрушен. Их только изнутри пробивать можно, собственной магией. А Такачу, похоже, на ферме магичить было не нужно, вот кокон и сохранился так надолго.
– Он говорит, что вообще не знал о магических способностях, – влез с комментариями Донат.
Тут нас догнал Нандор, ласково улыбнулся Агнес и поинтересовался у меня:
– Ты вчера говорил, что эта леди твоя родственница? Недавно в городе? Может, мы с ней…
– О своей родственнице я сам позабочусь, – осадил я ретивого подчиненного. – Прошу, – и пропустил девушку вперед, в лазарет.
Глава 6
Анна:
Вот объясните мне, с какого кривого позвонка у меня в голове переклинило? Гормоны, что ли?
Расследование полным ходом, вопросов куча, черноглазые черепа по снам толпами, а я всю дорогу в зеркало заднего вида пялилась на губы блондина и раздумывала, а каково это – с ним целоваться? Наверняка совсем иначе, чем с брюнетом…
Вот спрашивается, с хрена ли?! Ну, в смысле… бешенства матки у меня не было отродясь, а тут как с цепи. Или просто я четко понимаю, что Адриан – это хи-хи-ха-ха, развлечемся, детка, но ничего серьезного? Так я ж и развлекаюсь…
А, ну его!.. Как идет, так идет, я ж не вешаюсь на шею… только фантазирую.
Я и в местной ментовке, куда Мартош уже пригнал своих столичных помощников, смогла сосредоточиться далеко не сразу. Зато когда неуместный “девичий туман” сгинул к артриту из моей головы, там сразу завелась куча вопросов, и все они принялись толкаться, жужжать и противно вибрировать. Вот, скажем, насчет призрака…
Кстати, совсем даже это не бешенство, вон, мартошев зам мне в коридоре глазки строил – и ничего. Про его поцелуи мне совсем не интересно. Уф, а то я уже испугалась, что теперь буду кидаться на всех, кто подвернется.
– Но разве призрак не сказал бы, что это не самоубийство? То есть он, может, и не видел убийцу, но знает же, что не добровольно вешался, – вполголоса уточнила я, когда мы миновали очередной поворот и остановились у толстой железной двери с маленьким зарешеченным окошком.
Милый у них тут лазарет… впрочем, тюремные медсанчасти везде такие.
– Понимаешь, – Мартош придержал меня под локоть, не давая войти в комнату, чтобы обсуждать все эти подробности не рядом с кроватью мальчишки, и голос понизил, чтобы его опера не услышали, – призраки самоубийц сразу уходят на перерождение. Поэтому я попросил Нандора отвести Адриана в камеру, чтобы он успел быстро проверить ее на наличие некромантской магии. Думаю, если это попытка убийства, то убийцей должен быть именно некромант. Чтобы сразу упокоить призрака.
– И тогда все шито-крыто… – машинально кивнула я. – Убийца попал под арест, испугался или раскаялся, самоубился, допрашивать некого. Дело закрыто, можно делить наследство… Кстати, а кто там теперь наследник?
– Догадайся, – Мартош неожиданно улыбнулся и стал похож на мальчишку. Я с трудом удержалась от того, чтобы не ткнуть его локтем в бок, как Адриана, когда тот дразнится, и поневоле улыбнулась в ответ. Но и только, потому что мы вошли в лазарет.
Внутри оказалось не так уж и плохо – чисто и светло. Не то чтобы особенно уютно, но по-больничному строго и стерильно.