Проклятие мёртвого короля
Шрифт:
Недодушенный узник обнаружился на одной из пяти коек, той, что у окна. Лежал, вытянувшись по стойке смирно под одеялом, и в ужасе хлопал на нас телячьими глазами.
– Бояться не надо, я не ем детей, – успокоила, ласково отбирая у «теленка» одеяло… точнее, попыталась отобрать и успокоить.
Вот потому я пошла работать в судмедэкспертизу, а не в педиатрию. Потому что у меня на столе пациенты не капризничают!
– Отпусти одеяло и не мешай леди тебя осматривать, – сурово приказал мальчишке второй опер… Донат.
Он явно намеревался обследовать пациента
Мартош со вторым своим помощником в это время о чем-то шептались у пустой койки, а я взялась за дело. Пацану пришлось сесть, снять рубашку, потому что она все равно мешала, и собрать довольно длинные, чуть вьющиеся волосы шнурком.
– Видите? – по привычке бесцеремонно поворачивая его голову так, чтобы нужный след был лучше освещен, кивнула я Донату. – При самоубийстве странгуляционная борозда должна была идти вот так, – я провела пальцем по шее выше заметно выделяющейся и уже посиневшей полосы. – И след от узла… да, вот тут был бы. Кроме того… Да не дергайся ты, нужны мне твои тощие прелести, – рыкнула я на мальчишку. – Руки подними. Опусти. Видите, у него на ребрах синяки? Только-только начали проявляться, но при пальпации он вздрагивает.
Пацан косился на меня чуть ли не со священным ужасом. Ну еще бы!.. Пришла такая шкля младше него и командует, причем не только несчастным недоудавленником, но еще и большим шишкам чего-то объясняет… раздевает и пальцем в ребра тычет. По-моему, в то, что я его не съем, мальчишка так и не поверил.
Мартош задержался в палате, что-то вполголоса внушая перенервничавшему парню. А мы, как только зафиксировали повреждения, всей компанией, вместе с нашедшим нас Адрианом, вывалились в коридор. Кстати, прикольный у них тут способ протокол составлять – смесь аудио-видео-текстового документа, который сам собой писался в небольшом планшетике, а потом заверялся ауральной подписью присутствующих. Палец приложил к окошечку – и все, утвердительное заверение считано. И мое считали, кстати, как “экспертное”.
Но не успели мы пройти и двух поворотов, как нарвались на скандал.
– Я же просила, господин Жолибож! Я же специально… вам! – чуть не плакала молоденькая девчонка в форме какого-то учебного заведения.
Мне заинтересовавшийся кипишем Адриан на ухо подсказал, что белый с черной окантовкой воротник и такие же манжеты – это рабочая форма практикантов.
– Иди отсюда, девка, не лопать мне мозги! – сердито отмахивался от нее грузный дядька лет пятидесяти на вид, с сопением пытаясь протиснуться в узкую дверцу, на которой висела табличка: «Комната хранения». – Выкинул, и точка!
– Ну как же выкинул! – вот теперь девчонка действительно почти рыдала, но при этом цепко держала кладовщика за рукав мундира и не давала ему окончательно скрыться за спасительной дверкой. – Это же вещественное доказательство!
– Окстись, девка! Какое еще доказательство? Нет там никаких следов, прокисло молоко у бабы, она сама и выплеснула, а потом пошла кляузы на уважаемого соседа строчить! – дядька сделал очередную попытку стряхнуть приставучую занозу с рукава. Безрезультатно. Я поневоле зауважала упорную практикантку.
Не знаю, цеховая солидарность ли взыграла в сопровождающем нас Нандоре, или девчонка ему понравилась, но он чуть отстранил плечом с дороги и Адриана, и меня, а дальше последовал классический подкат:
– Леди? Вам помочь? – и платочек ей протянул, причем, поганец, постарался оттеснить девушку от “пострадавшего” кладовщика и дать тому возможность ретироваться. – Что вас так расстроило?
Не тут-то было! “Леди” просекла его маневр в два счета, вцепилась в свою жертву уже двумя руками и скандальным от испуга (а это четко слышалось) голосом взвыла:
– Нет уж! Это мое дипломное дело! Господин Жолибож, я от вас не отстану, пока не зафиксируете улики и не внесете в опись! Я… я… господин следователь, скажите ему! – эк она на лету-то ловко переключилась!
Одной рукой в дядьку, другой Нандора за пиджак и слезу пустила. Хе… А вот это уже из области театральщины. Не знаю, как мужикам, а мне заметно. Впрочем, она если и притворяется, то самую-самую малость.
– Леди, все, что только пожелаете! – искренне пообещал опер, нежно пытаясь разжать цепкие пальчики. – Только не надо так расстраиваться!
Ага, щаззз! Сам нарвался. Я бы на месте девчонки тоже ни одну жертву просто так не выпустила. И кладовщик, кстати, как опытный и поживший мужик сразу оценил и расправленные плечи столичного ловеласа и дрожащие на черных ресницах хрустальные слезки.
– Вот малахольная, – обреченно качнул он моржовыми усами. – Танатос с тобой, и правда ведь не отцепишься. Не выкинул я еще твои банки, да только что там фиксировать-то, д… девка ты блаженная?! – у мужика на лбу крупными буквами было написано, что собирался он сказать “дура”, но покосился на Нандора и в последнюю секунду передумал.
– Пойдемте зафиксируем, – предложил опер. – А то нехорошо получается. Какие-то банки, а красивая леди так расстраивается, – и ловко вывернулся из ее рук, чтобы тут же самому подхватить даму под локоток. А нам подмигнул с намеком – мол, а не подождать ли вам, гости дорогие, хозяина, то есть Мартоша, прямо здесь? А я пока…
Наткнувшись на наши одинаково выразительные взгляды, Нандор чуть скривился, обреченно вздохнул и повлек даму на склад вещественных улик, уже не обращая внимания на то, что мы в две любопытные рожи топаем следом.
И знаете что? Я понаблюдала за тем, как практикантка горячо доказывает что-то двум скептикам, и усмехнулась. Кладовщик свою кисло-недовольную рожу и не скрывал, а Нандор деликатно делал вид, что весь внимание. Девушка же все горячилась, тыча пальцем в перчатке в белый налет на больших стеклянных банках непривычной формы.
Понаблюдав за всем этим, я не выдержала и сказала Адриану на ухо:
– Девчонка – гений. Если у вас тут еще никто не додумался снимать потожировые отпечатки пальцев, то она только что сказала новое слово в криминалистике.