Проклятие мертвых Богов
Шрифт:
Вода в Кровавом море начала медленно вращаться вокруг какой-то точки. Водоворот, созданный Богами, чтобы служить вечным предостережением смертным в Четвертую Эпоху, вернулся, закружился – сначала медленно, затем быстрее, еще быстрее – вокруг того центра, которым была Мина. Волны разбивались о скалы, разбрызгивая соленую воду и пену. Она почувствовала прохладные капли на лице, облизнула губы и ощутила соль, горьковатую, как слезы, и воду, сладкую, как кровь.
Мина подняла руку, и из центра водоворота начал подниматься остров из черной вулканической породы. Морская вода потоками стекала с острова и, когда он вырвался из водоворота, каскадами хлынула с сияющих черных утесов. Мина водрузила свою добычу на этот остров, словно драгоценный камень на черный поднос. Башня Высшего Волшебства, недавно стоявшая под водой, теперь возвышалась над ней.
В хрустальных стенах Башни отразился янтарный свет глаз Мины, этот янтарь поймал и держал Башню.
Водоворот перестал кружиться. Море успокоилось. Вода стекала с черных скал только что родившегося острова, потоками бежала с гладкого хрусталя.
Мина улыбнулась. А затем упала.
Янтарный свет померк. Лишь свет двух лун, серебристой и алой, отражался в стенах Башни, и ни один из этих божественных глаз не мигал.
Они были широко раскрыты от изумления.
Глава 15
Паслен очнулся, ощущая холодную воду на лице и пульсирующую боль в голове, и пришел к ошибочному выводу, будто бы он, совсем еще юный кендер, лежит в постели и его будят родители, которые уже поняли, что единственный способ привести в чувство сына, ночи напролет бродящего по кладбищам, – сочетание воды и хорошей пощечины.
– Еще ведь темно, мама! – раздраженно пробурчал Паслен и перекатился на другой бок.
Мать залаяла.
Паслену подобное поведение показалось странным, даже для матери кендера, но голова болела слишком сильно, чтобы размышлять на эту тему. Он просто хотел еще поспать, поэтому закрыл глаза, стараясь не обращать внимания на холодную воду, льющуюся ему на штаны.
Мать довольно-таки чувствительно ухватила его за ухо.
– Ну, мама, перестань! – возмущенно воскликнул Паслен, сел и открыл глаза. – Мама?
Кендер ничего не видел, но, судя по ощущениям, под ним была вовсе не кровать. Он сидел на чрезвычайно острых камнях, впивавшихся ему в самые чувствительные места, камни были мокрые и с каждым мигом делались все мокрее.
Ему ответил лай, шершавый язык облизал лицо, лапа с острыми когтями заскребла по колену, и Паслен вспомнил.
– Рис! – ахнул он и нашарил руку монаха. Тот был вялый и тоже весь мокрый.
Кендер понятия не имел, почему сухой до сих пор грот вдруг начал заполняться морской водой, но дело обстояло именно так. Он слышал, как вода журчит среди камней, заваливших пол пещеры. Она поднялась пока еще не очень высоко, это был тоненький ручеек, который мог и дальше оставаться тиковым, а мог в любой момент превратиться в поток. Если грот затопит, им некуда будет деваться. Вода будет прибывать и прибывать.
– Рис, – твердо сказал Паслен, и на этот раз он действительно говорил то, что думал. – Нам пора убираться отсюда. – Кендер зашлепал рукой по воде, подчеркивая серьезность своих намерений, и тут же воскликнул: – Ой! – после чего прибавил: – Проклятие!
Оказалось, он напоролся рукой на длинную щепку, которая глубоко впилась в его ладонь. Паслен выдернул занозу и уже собирался выбросить, когда его вдруг осенило, что найти посреди грота обломок дерева очень даже странно. Он был кендером, поэтому природа наделила его любознательностью, проявлявшейся даже в столь напряженной ситуации. Паслен провел пальцами по щепке, отметил ее длину и гладкость, а также острые края и грустно сказал:
– А, знаю! Это кусок посоха Риса. Я сохраню это для него. На память. Он оценит.
Кендер тяжко вздохнул и опустил гудящую голову на руки, гадая, как же они выберутся из этой кошмарной пещеры. Он ощутил тошноту и головокружение и снова почувствовал себя маленьким кендером, только на этот раз отец пытался научить его вскрывать замок.
«Ты должен полагаться на свое чутье и на звук, – объяснял тот. – Вставляешь отмычку сюда, поворачиваешь, пока не ощутишь, что все, зацепило…»
Паслен так резко вскинул голову, что вспышка боли пронзила глаза. Но он не обратил на это внимания – потом. Кендер посмотрел на щепку, зажатую в руках, хотя ее и не было видно, потому что в гроте стояла кромешная тьма, но ему и не нужно ее видеть. Надо полагаться на чутье и звук.
Единственная беда заключалась в том, что Паслен за всю жизнь не сумел вскрыть ни одного замка. Он во многом, как часто сетовал его отец, был никудышным кендером.
– Но не на этот раз, – пообещал Паслен решительно. – На этот раз все получится. Я должен, – добавил он беззвучно. – Просто обязан!
Кендер захлопал вокруг руками, пока не нащупал костлявые запястья Риса. Вода понемногу поднималась, но Паслен решил и на это не обращать внимания.
Атта негромко поскуливала, лизала Рису лицо и ползала вокруг него на брюхе. То, что при этом она хлюпала по воде, несколько обескураживало. Но Паслен не позволял себе думать об этом.
Прежде всего, требовалось унять дрожь в руках – на это ушло несколько мгновений, затем, затаив дыхание и высунув язык, без чего успешный взлом просто немыслим, кендер поместил конец щепки в замок наручника.
– Только не сломайся! – попросил он, затем вспомнил, что эммида была благословлена Богом, а значит, и щепка тоже.
«Кстати, – вспомнил Паслен, – ведь и я!»
– Я сильно сомневаюсь, – пробормотал он, обращаясь к Богу, – что тебе уже доводилось помогать кому-нибудь взламывать замок или что ты хотел бы помочь в этом деле, но прошу тебя, Маджере, очень прошу, помоги!
Капли пота катились с носа Паслена. Он повернул щепку в замке, пытаясь нащупать то, что, предположительно, должно было щелкнуть и заставить замок открыться. Все, что он знал: он должен это почувствовать, должен на это натолкнуться, и, если повезет, тогда он услышит «щелк».
Кендер сосредоточился, выбросив из головы все лишнее, и вдруг сладостное чувство охватило его, чувство радости, чувство, будто все в этом мире принадлежит ему, и если бы не существовало замков, запертых дверей, тайн, мир стал бы гораздо лучше. Он ощутил счастье вечно идти по дороге, никогда не ночевать в одном месте две ночи подряд, встречать на пути чудесные тюрьмы, сухие и теплые, и таких замечательных тюремщиков, как Герард. Он ощутил радость присваивать интересные вещи, блестящие, хорошо пахнущие, мягкие или сверкающие. Он ощутил радость туго набитой сумы.