Проклятие – миньон
Шрифт:
Его лордейшество, видимо, на такое развитие допроса не рассчитывал, поэтому, быстро посмотрев по сторонам, принес мне из смежной комнатенки умывальный кувшин, в котором еще оставалась вода, уже через минуту перелившаяся в мое исстрадавшееся горло.
– Спрашивайте, – милостиво разрешила я, отдуваясь.
– А ты ни о чем спросить не хочешь?
– А мне будет позволено?
– А почему бы и нет?
– Может, потому, что допрашивают именно меня, а не вас?
Мармадюк вздохнул, признавая поражение в игре «Отвечай вопросом на вопрос, пока собеседник
– Тогда для начала поведай мне об этом предмете.
Я проследила взглядом, обнаружив на столешнице свою волшебную стрелу.
– А вот герцог Турень, – начала я осторожно переводить беседу в безопасное русло, – это же батюшка достойного лорда Анри, моего соратника по черному крылу? И тучность у них, видимо, передается по наследству из поколения в поколение? То-то мне стать достойного лорда показалась до боли знакомой…
Мармадюк покачал головой и указал подбородком на стол. Я замолчала, лихорадочно придумывая варианты ответов. Про королеву я сказать не могу, просто не могу. Я поклялась! А дворянское слово, знаете ли, дорогого стоит. Но промолчать – тоже не выход. Так я выставлю себя воришкой, дворянского звания попросту недостойным.
– Это стрела, мой лорд, – промолвила я наконец.
Мармадюк поморщился, я продолжила.
– Судя по всему, вы допросили служанку, которой я вверил сей артефакт…
– Чья на ней кровь?
– Немного моей, но… – Я сглотнула, во рту было сухо и горько. – Когда я вышел от вас, мой лорд, на меня напали. От смерти меня спасла эта стрела.
– Кто нападал?
– Не знаю, когда мне удалось освободиться, разбойник скрылся. Но это произошло не впервые, меня уже избивали похожим образом.
Покашливая и сглатывая, я поведала лорду-шуту об обоих своих сражениях.
Интереса в черных глазах Мармадюка не читалось, он кивнул почти рассеяно, тронул кончиком пальцев древко, затем задумчиво произнес:
– Эта информация неплохо сосчитается с той, что нам уже удалось узнать. Эта стрела, любезный Цветочек, названа была ее создателем – «последний довод».
– Вы имеете в виду канцлера Этельбора? Великого колдуна?
– Именно. Подразумевалось, что в безвыходной, смертельной ситуации капелька крови владельца высвободит всю волшебную силу, скрытую в стреле, и направит ее против врага. Последний довод…
– И мой враг…
– Жан Батист де Краон, чей труп мы обнаружили несколькими часами ранее за дровяным сараем у миньонских казарм.
Я вспомнила лорда де Краона, краснокамзольного миньона, с которым пересекалась от силы раза полтора в жизни.
– Он мертв?
– Мертвее некуда. Последние доводы, знаешь ли, примерно так и выглядят.
– Мне показалось, что в этот раз меня хотели не проучить, а именно лишить жизни. Я не знал обо всех свойствах этого артефакта, лишь о том, что стрела всегда попадает точно в цель. Мне сказали только об этом…
Слова звучали довольно жалко, ими я пыталась задавить чувство вины. Я убила человека. По незнанию или по неосторожности, но суть дела от этого не менялась.
– О желаниях де Краона ты теперь никогда не узнаешь. – Мармадюк, кажется, сознательно сыпал мне соль на раны. – А теперь о главном: кто дал тебе стрелу Этельбора и научил ею пользоваться?
Внутренности скрутило неожиданным спазмом, я схватилась за живот.
– Этого я не могу вам сказать!
– Четверть часа, Цветочек. – На столешнице появились песочные часы.
– Простите?
– Соображай быстрее, граф. У меня нет времени на твои детские увертки, и, как человек старой школы, я вынужден был прибегнуть к жестким мерам. Тебя нисколько не насторожило угощение во время допроса?
Еще один спазм.
– Вы отравили меня, мой лорд?
– Именно, чудесным старинным ядом, действие которого активируется предварительным разогревом. Чертоги Спящего уже приоткрыли для тебя створки парадных врат. Если ты туда не торопишься, – шут протянул ко мне раскрытую ладонь, на которой что-то лежало, – я дам тебе противоядие. Но лишь в том случае, если немедленно услышу правду.
Я покачала головой, демонстрируя растерянность, а вовсе не твердость, кашлянула, вытерла рот манжетой и уставилась на кровь, замаравшую некогда белый шелк. Невозможно! Это даже не коварство, а подлость! Мармадюк! Я так верила вам! Мне показалось, что я слышу звук сыплющихся песчинок.
Мой лорд смотрел на меня блестящими черными глазами, и читалась в них скука вперемешку с брезгливостью. Ты дурочка, Басти. Ты почему-то решила, что жизнь при дворе похожа на сказку, где за каждое хорошее дело тебя ждет вознаграждение. А теперь представь, что в этой сказке вовсе не ты главный герой. Ты – пешка в шахматной партии, фигура, использование которой обеспечит продвижение вперед фигур более сильных.
Я всхлипнула:
– Предпочитаю умереть.
– Чтоб встретиться в чертогах с де Краоном и узнать, что же именно он имел в виду, надевая тебе на голову мешок?
– Вы же не ожидаете, что я рассмеюсь этой остроте?
Я откинулась на спинку, забыв, что сижу на табурете и, разумеется, рухнула на пол.
– Осталось десять минут.
Тогда даже подниматься не буду. Я легла на бок, сквозь красноватую пелену любуясь острыми носками туфель Мармадюка. Они были неподвижны.
– Кто, Цветочек? Кто дал тебе стрелу?
– Я дворянин, мой лорд, и не нарушу клятвы даже ценою жизни, – положив под щеку ладошку, я прикрыла глаза.
– Пять минут. Кто?
– Встречаются как-то на кладбище шут, менестрель и… дворянин. И последний говорит… Я вам ничего не скажу…
И прекрасные волшебницы, королевы фей Нобу и Алистер, подхватили меня в невесомые объятия и закружили в чародейском танце, увлекая за грань жизни. Чернота перед глазами разбавилась багровыми всполохами, боль, терзавшая внутренности, отступила и забылась. Все прекрасно, все хорошо, все удивительно… В чертогах Спящего пахло сандалом. Это было все, что я могла ощутить, умерев, ну еще резкую боль в затылке, которым меня приложили, перенося через порог.