Проклятие Пиковой дамы
Шрифт:
– То есть вы не представляете, кто мог это сделать?
– Нет, конечно! Иначе бы давно уже к вам пришла.
– Хорошо, вернемся к вечеру убийства. Вспомните, когда вы шли за Щербатовой, вы кого-нибудь встретили?
– Когда шла? Вы имеете в виду уже за кулисами?
– Я имею в виду по пути в грим-уборную.
–
– А кто попросил вас сходить за Щербатовой?
– Директор. Он разговаривал с кем-то из горкома, кажется, со вторым секретарем, первый секретарь больше любит балет, а вот второй, на наше счастье, оперу. Около них Вадим Яузов крутился, а секретарь все спрашивал: «Ну где же Лиза, Анна то есть?» Директор сперва говорил: «Вот-вот будет», но Аня все не шла. Николай тоже уже начал нервничать, но в него генеральская жена вцепилась мертвой хваткой, ну, я и вызвалась сходить, поторопить. Директор страшно обрадовался и повел секретаря в буфет коньяком поить, с ними режиссер увязался, и Вадим Яузов с какой-то дамочкой, а еще худрук и заведующая литературной частью. В общем, все начальство. Ну, я поставила Леву возле колонны, это мой муж, мы в тот вечер вместе в театре были, он у меня профессор консерватории, преподает по классу скрипки, и отправилась за Аней.
– Во сколько это было примерно? Сколько времени прошло с окончания спектакля?
– Точно не знаю. Премьера прошла с большим успехом. Занавес поднимали раз десять. Мы с Левой окончания оваций ждать не стали, прошли за кулисы. Дождались, когда занавес окончательно опустили, поздравили Анюту, остальных исполнителей и вместе с Николаем и его генералом отравились в буфет, выпить шампанского. Там был накрыт фуршет. Но по дороге я задержалась на минутку с Полиной Караваевой, это наша артистка, и в буфет мы пришли чуть позже вместе с Полиной, с Додиком Фельцманом из оркестра и еще с одним музыкантом. Не помню его имени, инструмент гобой, кажется? Потом появился директор с городским руководством, произнес речь о том, как важно нести культуру в массы, и о том, какое значение партия и правительство уделяют развитию музыкального, и в том числе оперного, искусства. Затем поздравил всех с успешной премьерой. Затем выступил режиссер и долго и прочувствованно благодарил всех за оказанное доверие и за высокую оценку его работы. Хотя никто его работу еще толком и не оценил.
– И вы сразу же отправились за Щербатовой, по пути ни с кем не разговаривали и никого не встречали?
– Ну, я же вам уже говорила. В непосредственной близости от грим-уборной – никого. Я пришла. Постучала на всякий случай, ответа не услышала и открыла дверь, – тут голос Зинаиды Андреевны слегка дрогнул. – Аня сидела в кресле перед зеркалом, все еще в гриме, в костюме, с рассыпавшимся по коленям букетом. Было такое впечатление, что она едва вошла к себе, села на стул, тут ее и… Ну, в общем… убили. – Это слово артистке определенно далось с трудом.
Капитан пытливо взглянул на Зинаиду Андреевну, размышляя, было ли это искренним проявлением чувств или игрой.
Да, Зинаида Андреевна Барышева была определенно не глупа, решительна, наблюдательна, уверена в себе. Сильная натура. Могла бы она убить? Безусловно. Характера бы хватило, но вот мотив для убийства должен был быть очень весомый. А для убийства Анны Щербатовой очевидных мотивов не наблюдается.
– Скажите, Зинаида Андреевна, вы не заметили ничего подозрительного или странного в грим-уборной, когда вошли в нее?
– Странного? – выпятив нижнюю губу, задумалась Зинаида Андреевна. – Знаете, я, когда Аню увидела, сразу же всю гримерку взглядом окинула. Убийцу, что ли, искала? – криво усмехнулась она. – Но ничего такого не заметила. Все было как всегда. На вешалке приготовлено новое Анино платье, она его специально к премьере шила. В нем и будут хоронить. Под вешалкой стояли туфли, на столике обычный беспорядок, очень много цветов, даже в ведре стояли, уборщица наша специально еще до спектакля принесла, свет горел очень ярко, поэтому все предметы ясно выделялись. Ой! А вы знаете, вспомнила! Перстень пропал!
Конец ознакомительного фрагмента.