Проклятие победителя
Шрифт:
Пятно света приближалось к темнице Арина. Увидев, кто это, он отшатнулся. Кошмар его детства ожил. Генерал закрепил факел на стене и уставился на раба, оценивая его с ног до головы, изучая его лицо и свежие синяки. То, что он увидел, заставило его еще сильнее нахмуриться.
Генерал был совсем не похож на Кестрель, но Арин нашел сходство с ней в гордо вздернутом подбородке и в глазах — их взгляд выдавал такой же острый ум, как у дочери.
— Она жива? — Ответа не последовало, и тогда Арин повторил то же по-валориански. Этим вопросом он уже навлек на себя немилость,
— Она в порядке.
Арин словно избавился от давно мучившей его боли.
— Будь у меня выбор, я бы убил тебя на месте, — произнес генерал, — но тогда поползет еще больше сплетен. Я тебя продам. Не сразу, чтобы никто не подумал, что это связано со скандалом. Но скоро. В ближайшее время я не буду уезжать из дома. Знай: я слежу за тобой. Если хоть раз увижу тебя возле моей дочери, могу и передумать. Прикажу разорвать тебя на куски. Ты все понял?
23
Начали приходить письма. В первый же день после дуэли Кестрель кинулась вскрывать их, надеясь отвлечься от своей болезни и желая узнать, что теперь думают о ней в обществе. Ведь после того, как она победила лучшего бойца в городе, ее должны зауважать!
Но оказалось, что письма в основном от Джесс и Ронана. Друзья не слишком умело пытались ее подбодрить. А потом пришла записка — маленький, плотно сложенный квадратик бумаги с гладкой печатью. Почерк был женский, подписи не было.
«Думаешь, ты одна такая? Первая валорианка, которая додумалась затащить в постель раба? Дурочка!
Позволь объяснить тебе правила игры.
Не выставляй все напоказ. Как ты думаешь, почему никто не осуждает сенатора, который в поздний час вызывает к себе в покои хорошенькую горничную? Почему никто не обращает внимания, когда генеральская дочка подолгу катается в карете с красивым рабом, который якобы служит ей свитой?
Подобные связи в принципе возможны. Просто мы делаем вид, что они невозможны. Это позволяет нам закрывать глаза на то, что каждый пользуется своими рабами, как ему угодно».
Лицо Кестрель вспыхнуло, а потом исказилось, точно лист бумаги, который она смяла в кулаке. Сейчас же надо бросить письмо в огонь и забыть о нем. Обо всем забыть.
Но когда Кестрель попробовала пошевелить ногой, колено отозвалось болью. Она спустила ноги на пол, посмотрела на очаг, потом на свои босые ступни. Задрожав, попыталась успокоить себя: это происходит из-за того, что ноги ее не держат и она не в состоянии даже подняться и дойти до другого конца комнаты.
Кестрель разорвала письмо на мелкие клочки.
Когда она в очередной раз проснулась в ночь после дуэли, отца рядом не было. На стуле у кровати сидела рабыня. Вид у нее был очень уставший, и она дремала, но Кестрель пришлось ее разбудить.
— Нужно кое-что сделать.
Рабыня поморгала, уставившись на госпожу сонными глазами.
— Сходи к стражникам, скажи, чтобы Коваля выпустили. Его заперли в казармах. Он…
— Я знаю, — ответила женщина. — Его уже освободили.
— Правда? Кто?
Рабыня отвела взгляд.
— Ракс приказал. Велел передать вам, что можете пожаловаться ему же, если вы против.
Кестрель показалось, что рабыня лжет. Все это было слишком странно. Но та лишь погладила ее по руке и добавила:
— Я сама видела Коваля в бараке. Он в порядке. Не волнуйтесь, госпожа. — Женщина, чьего имени она даже не помнила, посмотрела на нее с таким сочувствием, что Кестрель не выдержала и велела ей уйти.
Кестрель посмотрела на обрывки письма, и перед глазами у нее как наяву встали выведенные чернилами строки. Фальшивые, снисходительные. Они не понимали. Никто не понимал. Все они ошибаются.
Кестрель укрылась одеялом, а через несколько часов позвала рабыню и попросила открыть окно. В комнату ворвался холодный воздух, и Кестрель услышала звон вдалеке: это молот стучал о наковальню.
Арин наверняка знает, что она не может прийти к нему, так отчего же не пришел сам? Она могла бы заставить его: если прикажет, раб послушается. Но Кестрель не хотела приказывать. Он должен прийти по собственной воле.
Кестрель поморщилась: думать об этом было больно. Люди ошибались на ее счет, но в то же время она понимала, что ложь, в которую все поверили, не так уж далека от истины.
— Почему ты не позвала меня раньше? — спросила Джесс. Ее лицо разрумянилось от холодного воздуха. — Уже неделя прошла после дуэли.
Кестрель откинулась на подушки. Она догадывалась, что общество Джесс сегодня ее не обрадует. Подруга напомнила о том, что за пределами спальни жизнь все еще идет своим чередом.
— Только Ронана ко мне не пускай.
— Ни в коем случае! Он тебя не увидит, пока не поправишься. Ты выглядишь ужасно. Кому захочется целовать живой труп?
— Спасибо, Джесс. Ты меня очень утешила.
Джесс закатила глаза. Она хотела что-то ответить, но потом ее взгляд упал на прикроватный столик.
— Кестрель, ты что, совсем не читаешь письма?
Их скопилась уже целая куча. Они напоминали гнездо.
— Зачем мне их читать? — пожала плечами Кестрель. — Чтобы убедиться, что моя репутация окончательно погублена?
— Все не так уж страшно.
Кестрель догадывалась, что сейчас скажет Джесс: она должна пойти на Зимний бал с Ронаном. Он непременно согласится и будет только рад. Нынешние слухи поутихнут, поползут новые. Пожалуй, это был выход. Кестрель слабо улыбнулась и покачала головой.
— Ты такая верная подруга.
— И умная к тому же. У меня есть идея. Скоро будет бал, и…
— Мне так скучно сидеть здесь одной. Помоги мне отвлечься, Джесс. Или нет, давай лучше я для тебя что-нибудь сделаю. Я тебе многим обязана.
Джесс пригладила волосы Кестрель, смахнув непослушную прядку со лба.
— Глупости.
— Ты меня не бросила в трудную минуту. Я хочу тебя отблагодарить. Когда я поправлюсь, ты выберешь, как мне одеться.
Джесс в шутку положила ладонь ей на лоб.